«Спектакль "Кровавая свадьба" был сыгран к концу гастролей, когда московскому зрителю все уже казалось известным о театре: о его склонности к драме и строгом ее решении, об особой легкости и органичности в актерской игре, о режиссерской недосказанности, благодаря которой событие как бы окутывается дымкой поэзии. И об умении дополнить автора, сделать односложный диалог содержательнее и тоньше, превратить конспект роли в живого человека, спрятать пробелы пьесы за сценической атмосферой, — отмечает критик О. Дзюбинская. — Но вот хорошо знакомые по предыдущим ролям актеры "переступили порог" спектакля "Кровавая свадьба", где от них потребовалось нечто большее — разгадка непростых характеров, сочетание драмы с поэзией, чувство автора, стиль, ритм, музыкальность, - и обнаружились их новые возможности, а главное - право работать над произведениями большой литературы, готовность к творческим поискам».
Завершив определенный этап своего творческого пути, связанный с работой над произведениями с национальным колоритом, М. Солцаев обращается к мировой классике. В 1972 г. он ставит спектакль "Сид" по пьесе Корнеля. Интереснейшим критиком спектаклей М. Солцаева, особенно поставленных по произведениям классической драматургии, был преподаватель Чечено-Ингушского университета кандидат филологических наук А. Очман. Ревностно защищая каждую букву, каждую ремарку, каждую сцену той или иной пьесы, он тем не менее, как никто другой, умел увидеть в спектакле основное, уловить мысль режиссера. А. Очман откликается на постановку корнелевской пьесы статьей "Обращаясь к классике", опубликованной в газете "Грозненский рабочий" 1 июня 1972 г.
Спектакль "Сид", поставленный Солцаевым, Очман характеризует как "интересный и привлекательный в целом, но не безупречный в частностях и немаловажных деталях". Проблема, всесторонне исследуемая Корнелем, — столкновение любви и семейного, родового долга. Этот общечеловеческий нерв произведения Корнеля режиссер почувствовал верно, считает Очман. Однако тему трагического выбора подает приглушенно, подтекстно, выдвигая на первый план трагическую любовь Родриго и Химены. «Такая интерпретация "Сида" заслуживает внимания, хотя и связана с известными издержками», - пишет Очман. Для Корнеля было чрезвычайно важно, что Сид - национальный герой, государственный деятель, что и определяет его поведение. Для него долг - на первом месте. Он вступается за честь отца сознательно и мучается, что не может поступить иначе. Сид в солцаевском спектакле в первую очередь влюбленный юноша, который оглушен вестью о предстоящем поединке с отцом Химены.
Подробно анализируя образ Родриго, созданный актером А. Гайтукаевым, Очман, критикуя такую трактовку героя Корнеля, тем не менее передает основную идею спектакля: для режиссера прежде всего важна судьба Родриго как человека. "Для Родриго А. Гайтукаева, — пишет А. Очман, — любовь к Химене — всепоглощающая, безоглядная — и есть реальное воплощение полноты, неповторимости бытия и земного счастья. Когда возникает угроза этой любви, когда Родриго сознаёт, что она рушится, — такая перемена воспринимается им как непоправимое бедствие, ужасная катастрофа. Он не может себе разумно объяснить, почему случайная пощечина взбалмошного и вспыльчивого феодала должна обязательно считаться несмываемым позором и — как следствие — вести к кровной мести. Ведь он сам в таком случае разрушает собственное счастье. Проливая кровь и утверждая законы родовой мести, он тем самым ничем не отличается от дона Гомеса. Иными словами, Родриго отказывается воспринимать законы феодальной морали как разумные и человечные. Он всеми силами противится их исполнению, его чувства восстают против беспрекословного подчинения нелепым обычаям и традициям".
Обращение Чечено-Ингушского театра к серьезной трагедии французского драматурга дало возможность выявить важные общечеловеческие проблемы, создать значительные характеры. Выбор пьесы "Сид" выглядит смелым, но он вполне логичен для театра после успешного воплощения "Кровавой свадьбы" Г. Лорки.
1960-1970 годы - новая фаза в развитии советской сценической Шекспирианы. Это было тесно связано с зарождением и формированием новой театральной эстетики. О становлении новой эстетики шекспировского спектакля на советской сцене 1960—1970-х годов говорит в своей статье «Театральные парадоксы "Ричарда III"» известный шекспировед С. Мельникова. Хроника Шекспира "Ричард III" всегда вызывала полемику среди исследователей творчества английского драматурга. Один из основных спорных моментов — жанровая принадлежность пьесы. Советский театр рассматривал пьесу "Ричард III" как трагифарс.
В 1970-е годы пьеса "Ричард III" становится одной из самых репертуарных среди произведений Шекспира. «Зло как философская и этическая категория попадает в центр всестороннего исследования — без познания его невозможна и борьба с ним. Кроме того, узурпация трона герцогом Глостером во многом напоминала современные политические перевороты, и подчас желание театров "подтянуть" Шекспира к сегодняшнему дню, к горячим точкам мировой политики превалировало над остальными побуждениями».