А вот и три родных брата-божества: Амгали-ерда, Тамыж-ерда и Мятцели. Тамыж-ерда считался высоким святым, объявлявшим иногда судьбу целого народа. Он человек маленького роста, сидит на коне не более козленка. Тамыж-ерда тоже создан по типу обоготворенных предков, также руководит нравственностью и поступками людей. А когда гневается, рост его увеличивается в 15 раз, а его маленький конь становится выше горной башни. Мятцели, один из высших богов у чеченцев, тоже является одухотворенным предком и старшим среди трех братьев. Мятцели - почтенный старец с седой бородой. Ему приносили жертвы на горе Мятцели (Столовой). Он покровитель по преимуществу женщин и деторождения. Мятцели вообще защитник слабых, это бог, принимающий участие в жизни людей. Несправедливости он не терпит, уличает злодеев и воров, являясь в образе почтенного старца, и исчезает, исполнив свое предназначение народного патрона.
Молитва, которую произносил жрец Мятцели, была записана Б. Далгатом и опубликована на ингушском языке и в русском переводе. Молитва эта имеет высокое нравственное значение, в ней отражены многие нравственные и общественные понятия чеченского народа: гостеприимство, порицание неблагодарности, непочитание умерших предков. В последнем случае Мятцели был не милостивым, а гневным.
Зикристы - мусульмане-фанатики, пишет Б. Далгат в своем труде, убеждали Ганыжа, что Мятцели и другие святые (ццу) - это не кто иные, как джинны. Однако с тех пор, говорил жрец Ганыж Ба-ширу, как зикристы начали разорять святые эльгыцы, у нас стали чаще грозы и меньше урожаи.
Кроме богов-патронов у чеченцев есть и боги природы. Например, бог в царстве мертвых Эштр. А Сели - бог-громовержец. Ганыж говорил Баширу, что чеченцы и ингуши считают убийство девушки большим грехом, позором для мужчины, и бог Сели обязательно наказывал такого человека, насмерть поражал его огненными стрелами и громом.
Наконец, есть еще и верховный бог Дяла - глава всех богов и торец мира.
Нарисованная картина духовного мира чеченцев и ингушей, как об этом писал Б. Далгат в заключение своей работы, должна внести множество существенных поправок в установившиеся взгляды на этот во многих отношениях интересный народ. Прежде всего, этот народ обладает богатой творческой фантазией, которую (на что надо обратить особое внимание исследователя) отрицали в этом народе многие писатели, легкомысленно высказывающиеся только по личным, большею частью случайным и ошибочным впечатлениям, а не на основании близкого знакомства с его жизнью и духовным миром.
«Теперь проникая в глубь внутренней, духовной жизни чеченца, мы не можем считать его неспособным к культуре, не имеющим богатой устной словесности и т.п., не признающим каких бы то ни было нравственных правил и будто бы руководствующимся одними хищническими чувствами. Напротив, содержание религиозного мировоззрения, строгая мораль, построенная на той религии, которую мы старались воспроизвести, и многое другое говорят в пользу способности этого народа к культурной жизни...»
«В настоящее время чеченский народ, - писал Б. Далгат более 100 лет назад, - переживает тяжелую и во всех отношениях внешней и внутренней духовной жизни переходную эпоху. Помочь ему выйти из этого тяжелого состояния могут не одни полицейские меры: народу нужно побольше школ и образования, побольше просвещенных деятелей в его среде и более внимательное отношение к его нуждам, для чего главным условием должно служить всестороннее изучение духовной и материальной культуры и жизни этого народа.
Такое благоприятное время для чеченцев, по-видимому, наступит уже в наши дни. Такой момент является чрезвычайно благоприятным для проведения в его жизнь принципов высшей культуры путем внимательного и разумного отношения к нему, основанного на глубоком знании его духовных и материальных потребностей в образовании, в хороших руководителях его духовными и материальными интересами.
Но если теперь, - продолжал Б. Далгат, - легко направить чеченцев на цивилизованный, культурный путь, то, конечно, еще проще погубить его, предоставив внешнему пагубному воздействию ложной «цивилизации»!
Народная религия имела огромное нравственное значение в личной и общественной жизни чеченцев. Она руководила их поступками, удовлетворяя запросы их души и умственную пытливость. Наконец, прибавлю, что народная религия чеченцев, подвергшись сильному воздействию христианства и в особенности мусульманства, в настоящее время уже уступает последней (т.е. мусульманской) религии...
Следы народной религии можно теперь найти только в сказаниях старшего поколения нынешних чеченцев; молодое поколение уже пренебрежительно относится к прежним верованиям», - отмечал Б. Далгат.
Сам материал о первобытной религии чеченцев и ингушей, собранный и обобщенный Б. Далгатом, его научная точность и историческая достоверность, анализ и авторская позиция в его подаче и освещении народной культуры вайнахов - все это обеспечивает труду Б. Далгата значительное место и высокую оценку в общем академическом кавказоведении.
Помимо сокращенного издания упомянутого труда Б. Далгата в «Терском сборнике» в 1893 г., им были изданы и следующие работы: в академическом журнале «Этнографическое обозрение» (М., 1901, № 1) была опубликована большая статья «Страничка из Северокавказского богатырского эпоса» - сказания и легенды чеченцев и ингушей. Работа по своему текстовому наполнению и концептуальным позициям автора по поводу вайнахского фольклора получила высокую оценку в науке. Она была издана при непосредственном участии академика В.Ф. Миллера и посвящена ему автором. У меня есть два письма: одно Б. Далгата - В. Миллеру о намерении издать фольклорный материал, другое письмо - от В. Миллера, поддерживающего и одобряющего работу Б. Далгата.