Многоликая Ингушетия

Албогачиева М.


Б. В. Скитский. «Назрановское возмущение 1858 г.»
(Страница из истории ингушского народа)

Назрановское "возмущение", имевшее место 23 - 25 мая 1858 г., является очень характерным моментом в жизни ингушского народа эпохи покорения его русскими.
Хотя это "революционное", как его называло русское военное командование, выступление назрановцев и связано было с борьбой Шамиля с русскими, но связь эта была чисто внешняя. Правда, с одной стороны, ингушский народ в лице Шамиля хотел это революционное движение использовать в своих общих политических планах. Тем не менее, это движение имело свои самостоятельные экономические корни, питалось своими внутренними социальными трениями, шло под разными политическими ориентировками, прикрывалось традиционной религиозной враждой.
В рассматриваемую пору часть ингушского народа была уже в полном подчинении русской власти и входила в приставства "Назрановских и карабулакских народов", другая же часть еще находилась в "сомнительной", как выражались русские власти, зависимости.
Войдя в соприкосновение с русскими, ингуши стали втягиваться в круг тех капиталистических отношений, которые несло с собой русское владычество. Рушились основы натурального хозяйства, росли товарные отношения. Предметом торговли были, главным образом, русские фабрикаты: красный товар (ситец, нанка, парча) и железо, из которого горцы выделывали орудия и оружие. Торговля велась по преимуществу в русских крепостях или в покоренных аулах, причем, в последнем случае, торговля велась даже с опасностью для жизни, так как приходилось скрываться в домах родственников, пока эти совершали порученные операции.
Наиболее оживленно шла торговля на русской линии, в глубине же гор (в Чечне, в Дагестане) она была незначительна. Там торговали мелкие коробейники с небольшим торговым оборотом (от 30 до 150 руб. в год), лишь немногие имели оборот до 1000 рублей. Как ни незначительна была эта торговля, все же она свидетельствовала об экономической связи и зависимости горцев от русского капитала.
С ростом торговли росло значение денег, пробуждался дух капиталистической наживы, пробуждалась жажда к удобной земле, к земледелию и хозяйственности, к мирному укладу жизни. А это, в свою очередь, влекло за собой общественное расслоение, появление бедняков, "черного люда" - по терминологии русской власти, с одной стороны, и более зажиточных и влиятельных, с другой. Одни из обитателей аулов обладали достаточным имуществом и лошадьми, а другие не имели ни лошади, ни арбы. По этому имущественному принципу русские власти распределяли общественные повинности жителей аулов.
Из группы более зажиточных выходили старшины, которые возвышались до высокой политики, той или иной политической ориентировки. С ними считались политические враги и друзья. Они от имени всего народа вели переговоры, руководили народным движением, выдавали аманатов. Русская власть манила их предложением земли, а главное, служебным положением; от нее они получали и деньги, звание прапорщиков и юнкеров; их усердие поощряли медалями и другими знаками отличия.
Между верхами и низами ингушского общества уже не было контакта. "Чернь" — далека от политики, держит себя вообще пассивно; политику ведут верхи. Эти классовые отличия к середине XIX века еще не отлились в сословные. "В назрановском обществе, свидетельствуют пристав этого общества, нет классов, которые бы отличались правами и преимуществами". В правовом отношении все еще были одинаковы.
Общий уклад жизни был еще очень примитивен. Не было достаточных навыков к мирному общежитию. "Война всех против всех" еще царила в этом обществе первобытного хозяйства с его несвязанностью и раздробленностью.
Русская власть тяжелой рукой старалась внедрить в эту общественность начала, свойственные капиталистическому обществу.
Необходимой мерой в целях укрощения всех анархических элементов признавалось принудительное выселение из мелких разбросанных аулов в большие, числом не менее 300 дворов.
Для известной части ингушского народа это было неприемлемо, так как лишало прежней вольности, создавало явную зависимость от чужой твердой, а зачастую и произвольной власти, которая заходила дальше материального стеснения и простирала руку на совесть, веру отцов. Все назрановцы старшего поколения ясно помнили те насильственные меры обращения их в православие, какие принимало русское духовенство при поддержке светской власти.
Это обуславливало популярность в ингушском обществе Шамиля, который гарантировал традиционный уклад жизни и верований. Та несложная государственная организация, которой располагал Шамиль, была гарантией более легких требований со стороны населения и меньшего притеснения со стороны властей. Шамиль при помощи своих агентов поддерживал связь со всеми оппозиционными русскому владычеству элементами, колебал верность покоренных и поддерживал дух независимости у "сознательных" обществ. Он обещал избавление от "врагов", от притеснения и несправедливости "неверных".
Народ, точнее сказать, верхи, старшинский элемент, двоились в своих ориентациях.
Страх перед русской властью, надежды на материальные блага (землю, службу) за лояльность по отношению к ней склонили их в пользу русских, но жестокость власти, несправедливость и злоупотребления ее толкали их к Шамилю. Магометанская вера становилась знаменем в этой борьбе с экономическим и политическим гнетом русских.
Всякая попытка русской власти насильственно нарушить традиционный уклад жизни, согнать с насиженных мест и построить быт на новых началах возбуждала подозрительное и враждебное отношение со стороны руководящих групп общества. Эта, на первых порах кажущаяся совсем безнадежной борьба малого народа с русской силой, борьба, граничащая с безумным отчаянием, находит себе объяснение в наивной вере горцев в поддержку султана, вере, разжигаемой даже подложными прокламациями, якобы идущими от его имени.
Так, напр., в 1842 г. распространена была подложная грамота, якобы присланная от султана через Ибрагим-пашу, следующего содержания: "Почетные улемы, князья, уздени и весь народ Дагестанский, Черкесский и татарский, да будет мир Господень с вами и благодать его над вами. За два года пред сим я посылал в ваши пределы моего приближенного Хаджи-Юсу фа Гарин-бека с поручением узнать о делах и действиях ваших. Этот Хаджи исполнил возложенное поручение и, был очевидцем ваших дел и того, что вы с поднятием вашего оружия соединили соревнование свое ко введению чистоты в православную в нашу веру и что Шейх Шамиль-Эффенди из среды вас есть первый поборник благого этого дела, доставил ко мне о таковом вашем быте описание. Я же, получив это описание подвергнул оное к стопам могущественного моего Государя, властителя двух морей, и двух материков, Султана Абдул-Маджид-Хана, который изволил быть этим доволен, в доказательство чего немедленно повелел всем сухопутным и морским силам турецким и египетским быть готовыми к выступлению в поход под главным моим начальством. Итак, апрель 1843 г. будет началом военных моих действий.
Победоносные войска, начальству моему вверенные во славу бога, достигнуть в то время крепости Анапы и полуострова Крыма, атакуют русских в русских пределах и с надеждою на бога и молитвами святого нашего пророка начнут с ними священную брань. Сообщая вам об этих приготовлениях на радость вашу и печаль неверных, я взываю к вам, православные мусульмане, удалитесь от неверных, избегайте всяких сношений с ними, да не прельстят вас богатства этого света и не совратят вас с пути истинного происки диавола. Сблизьтесь с богом, изучая все его премудрости, подвяжитесь оружием и млад и стар от 7 до 70 лет, участвуйте в священном деле. До прибытия моего повинуйтесь Шейху Шамилю-Эффенди и исполняйте все его приказания так, как теперь исполняете. Шамиль, к тебе я обращаюсь теперь. Будь правдив в суде, храбр на войне и попечителей о народном благосостоянии. Когда же близко будет то время, о котором я выше сказал, то со всеми войсками явись в крепость Анапу. Там мы с тобой увидимся, и я проверю твое поведение.
От посланника Ибрагима-паши, Хаджи-Юсуфа Гарин-Бека, Назрановским, Карабулакским и Галашевским обществам посылается поклон.
Уведомляю вас, что я с воззванием этим прибыл от Ибрагима-паши будучи у самого Шамиля в присутствии всего собрания старшин мусульманских от слова до слова торжественно читал оное. По желанию тех же старшин делаю воззвание это гласным в других частях здешнего края, дабы никто не мог отговориться незнанием его. Всякий может и должен читать его буквально и всякий волен выбрать одно из двух: повиновение или непослушание. (Дело № 2649, лист 23-4). 1 Акты XII № 954.
"Но с этого года, как значится в отношении Чернышева к командующему войсками Кавказской линии, духовное начальство, ревнуя о распространении слова божия среди горцев, обратило взоры на ингушей, исповедующих магометанство или коснеющих в язычестве, и приступило к обращению их в православную веру. Однако, первые миссионеры не имели большого успеха, так как в каждой духовной особе горцы видели притеснителя".
Этому способствовало то, что "проповедь велась или на ломаном туземном наречии или на русском языке, непонятном для сего народа". Священники же требовали строгого исполнения проповедуемой религии. Причиной принятия христианства со стороны ингушей были подарки, деньги, пособия хлебом. Принимали христианство "люди по большой части самые бедные и низкого сословия. Некоторые же крестились по нескольку раз". Военный министр, со своей стороны, полагал, что от такого рода обращения в христианство в дальнейшем надо воздержаться, так как это даст повод к возмущению, и предложил, чтоб духовенство не действовало мерами полицейскими, а примером собственной благочестивой жизни. Просьбу о разрешении обращенным в христианство возвратиться снова в мусульманство министр отклонил (дело № 2649, л. 5).
По докладу Чернышева по этому вопросу император в 1844 г. приказал "не преследовать новообращенных назрановцев в христианскую веру, если между ними заметно будет не точное соблюдение обрядов оной, и в дальнейшем приостановить действия наших - миссионеров к обращению назрановского народа в христианскую веру до особого на то разрешения, а также назрановцев, исповедовавших христианскую веру, водворять их сколько можно ближе к русским поселениям с тем, чтобы исподволь с оными слились, назрановцев - мусульман несколько отдаленнее позади (дело № 2649).
Это делает понятным тот акт отчаяния, который, в сущности, представляет собой Назрановское возмущение 23 - 25 мая 1858 г. Толчком к восстанию послужила попытка пристава Назрановского и Карабулакского народов получить сведения о количестве жителей в Назрановском обществе, сведений, необходимых для решения вопроса об отводе земли и переселении их в большие аулы. Это было вызвано тем, что многие благоразумные люди, «как докладывал Евдокимов главнокомандующему Кавказской армией, «  живущие своим трудом и дорожащие своей оседлостью, явились к начальству с просьбой указать место для новых поселений.  Но далеко не все были так соглашательски настроены.
Депутаты от народа требовали от пристава, чтобы он давал разрешения выразившим желание переселиться в большие аулы. "Требования старшин, - пишет пристав, — становились час от часу все более дерзкими". "С наступлением вечера (23 мая), - продолжает пристав, - конные большими шайками начали разъезжать по окрестным аулам и при ружейных выстрелах вызывать народ с оружием на высоту против (назрановского) фронта. Стрельба по аулам и торжественные крики вполне выразили необузданность народа, готового на ослушание, а может быть, даже на бунт. Брань не преданных правительству людей с высот, на которые они собрались, в продолжение 2-х часов слышна (была) на форштадте". Дабы не допустить "глупый народ к явному восстанию и вовремя подавить это волнение", пристав просил выслать в Назрань подкрепление.
На следующий день из Владикавказа прибыл с войсками полковник Зотов. Появление войск, свидетельствует Зотов, внесло успокоение. Старшины изъявили покорность, но "ночью фанатики и возмутители объехали все аулы, взяли с народа клятву явиться в воскресенье на сборный народный курган, а старшинам воспретили ко мне явиться". И действительно, в воскресенье к Зотову являлись только лица офицерского звания, которых Зотов хотел было послать к народу, "чтоб иметь в толпе людей влиятельных и долженствующих говорить в нашу пользу", но толпа этих офицеров не приняла и даже угрожала убить. К полудню явилась к Зотову депутация из 6 человек, в числе которых было 4 главных руководителей движения.
Депутаты заявили, что народ не желает селиться большими аулами, что зачинщиков они не знают и не выдадут. Зотов поручил депутации предложить народу разойтись и, в качестве заложников, оставил у себя 4-х руководителей движения. "Едва депутаты, - докладывал Зотов, - присоединились к толпе, как народ начал медленно спускаться с горы, показывая вид, что расходится, и приблизившись к форштадту, вся эта масса в числе 4-5 тысяч (кроме назрановцев в сборе участвовало большое число кабардинцев, Галашевцев и жителей Терской долины) с гиком и выстрелами бросились бежать на форштадт. Войска открыли огонь по нападающим. Видя неудачу и находясь под страшным огнем стрелков и артиллерии, масса начала быстро редеть и разбегаться во все стороны".
На суде, учрежденном над главными виновниками движения выяснилась и достаточная подготовка, и организованность движения, и его высокая революционная напряженность. Инициаторами этого движения были - юнкер Чалдыр Арчаков, знаменосец Магомет Музуроев или мулла Бехоев". Они, как гласит обвинительный акт, первые составили план общего возмущения и принимали особенно живое участие в составлении письма Шамилю от имени всего Назрановского общества с предложением принести ему присягу верности и отложиться от русского владычества". Из этого видно, что данное восстание не было случайным актом стихийного движения, а было результатом определенного политического протеста против угнетающего политического строя. Это политическое движение очень искусно было связано с религиозной борьбой и в глазах массы получило религиозную санкцию. К заговору привлечены были муллы Б. Ашиев и У. Мугаев, которые принимали участие в первых совещаниях и были авторами письменных предложений Шамилю. Ряд "первых" лиц общины: юнкера и старшины с охотой приложили свои печати к письму Шамилю и выразили готовность выдать ему аманатов. Шла очень живая агитация среди назрановских аулов в пользу всех этих мероприятий. Письмо к Шамилю возили по аулам, собрали печати, и лишь после этого оно было отправлено по назначению. Один старшина, Паша Ганижев, разъезжал несколько ночей по аулам, возбуждал народ к восстанию, плакал о несчастье, в какое народ впадет с учреждением новых поселений, их вверяя, что "это клонится к обращению их в казаки и в православную веру".
В атмосфере большого народного возбуждения некий И. Ханакиев призывал к немедленному восстанию, "разъезжая по аулам с горящей головней". "Присоединившихся к шайке возмутителей, - констатирует обвинительный акт, - приводили к присяге на Коране" (Эдыльев и Арчаков). Ряд других участников, разъезжая по аулам, "развивал в народе идеи возмутителей" и побуждал народ к восстанию, предварительно установив контакт с близким к Шамилю наибом Сабдулой".
Важно подчеркнуть, что это революционное движение было делом верхушки назрановского общества. Впрочем, этот политический актив, ориентирующийся на Шамиля, был не особенно значителен. Пристав Федосеев констатирует, что главных виновников "тайного заговора" "партии революционеров" - немного, остальные же, как он характерно формулирует, "принадлежат к простому рабочему классу; это люди, которые по своим наклонностям не могут принадлежать к партиям".
Таким образом, муллы, старшины, зажиточный элемент сочетали фанатизм с патриотизмом. "Ничтожные" же люди, по терминологии пристава, оставались вне политических расчетов своих старшин и безразлично относились к смене владык. Наоборот, даже, в силу естественного антагонизма к своей знати, в силу жажды покоя, а также в силу надежд на материальные выгоды, "простой рабочий класс" тянулся к российскому владычеству. К этой среде принадлежали те, о которых говорил ген. Евдокимов, что, как только объявлено было о переселении в большие аулы, немедленно "многие благоразумные люди, живущие своим трудом, явились к начальству с просьбой указать место для новых поселений". С достаточным основанием ингушские бедняки могли оставаться равнодушными к идее патриотизма и "свободы" и к замене традиционных своих властей новой русской властью. Для руководящего элемента это было неприемлемо, и он хватался за помощь Шамиля, как за последний оплот своего положения.
В данном случае в миниатюре повторилось то, что было на Украине в XVII - XVIII вв., где старшина боролся с Московской властью, а демократия тянула к этой же самой Москве.
В силу всего этого движение в Назрановском обществе не могло окончиться поражением 25 мая. Хотя назрановцы и выдали аманатов, хотя часть общества, о которой шла выше речь, стала даже переселяться в большие аулы, но было ясно, что положение оставалось непрочным и напряженным.
Мало того, движение назрановцев несло возбуждение и в среду соседних "сомнительных", непокорных обществ.
Через три дня после подавления восстания пристав "нагорных народов" доносил начальству, что 28 мая "Галгаевское общество" делало общественный сбор, приглашало Кистинское и Джераховское общества, но сии последние не пошли на совещание галгаевцев. Суть сбора состояло в том, чтобы подать помощь назрановцам; (сверх того) огромная партия непокорных стоит не далеко от аула Цоринского".
В среде этих обществ наблюдалась та же картина социальной И политической раздвоенности, что и в Назрановском. Активную революционную роль играли общественные верхи, а "черный народ" держался пассивно и аполитично.
Так, "из Галашковских аулов, по свидетельству полк. Кауфмана, вышли в лес с имуществом и скотом только родственники старшин, а "черный народ" не выходил".
Актив движения, старшины и в Назрановском, и в других обществах, не сдавая позиции, усиленно искал поддержки Шамиля, который решил использовать это движение в своих общих политических планах борьбы с русским наступлением на Дагестан. Еще до своей гибели (29 мая) Сабдула послал в Галашковское и Назрановское общества семь человек "знатных людей" с объявлением о скором прибытии Шамиля и предложил выдать аманатов. И действительно, посланные возвратились 1-го июня с 2 представителями от этих обществ, которые и были отправлены к Шамилю.
Шамиль отпустил их обратно, пообещав поддержку и снабдив воззванием, призывавшим ингушский народ к всеобщему восстанию.
Воззвание Шамиля к назрановскому обществу и его старшинам (перевод с арабского).
Я вышел с победоносным божиим войском, войском счастливым, чтоб подать вам помощь великую, когда услышал, что вы восстали против наших врагов, сынов идола. Я остановился с войском на Гиже в субботу, когда прислали вы ко мне с известием, что желаете отложиться от неверных и я ожидал вас в этот день. Мы надеемся, что высочайший бог поможет нам встретиться с радостью великой и он удалит от вас притеснения и несправедливости, которые вы перенесли от неверных. (Если богу угодно будет), то мы не возвратимся пока не проложим путь к Султану великому, а войско султана уже двинулось; следовательно и вам ничего не осталось, как только завернуть полы и приготовиться к бою. Обрадуйтесь же помощью великого султана и объявите всем, что уже все мы желаем подать вам помощь. Что же касается до вас, то не обольщайтесь прикрасами врагов наших не променяйте на них выгоды, какие вы будете иметь здесь, в противном случае вы горько будете раскаиваться. Обо всем же остальном известят вас люди, несущие эти листки. 8 число Зуну Коади (8 июня 1858 г.). (Дело № 105, л. 136).
И действительно, Шамиль решил подать руку помощи назрановцам. Решено было произвести всеобщую мобилизацию и, пользуясь движением Назрановского и Галашкинского обществ, вторгнуться в М. Чечню.
С отрядом (около 8 тысяч) тавлинцев, к которым присоединились частично и осетины (9 тысяч) и кабардинцы. Шамиль из Дагестана двинулся на помощь назрановцам, "имея намерение против новых переселенцев".
Появление Шамиля в Ингушетии встречено было оппозиционной верхушкой с радостью. Галашевцы признали его власть, выдали аманатов и просили помощи против русских.
"Из старшин карабулакских и галашкинских, - меланхолично замечает русский доноситель, - за русскими остались только Цокиев, Велькиев и Керим, остальные с приходом неприятеля все у него".
Зажиточный элемент уходил в горы, только "черный народ" пассивно оставался на месте. Так же было и в Назрановском обществе. Низы остались верны русской власти и даже согласились, по предложению пристава, переселиться под укрепление и здесь и искать себе защиты, боясь, очевидно, чтоб не оправдалась поговорка "когда паны дерутся, у холопов чубы летят".
Верхи же общества склонились на сторону Шамиля, выдали ему аманатов и отправили 15 депутатов: Шамиль обласкал депутатов, обещал поддержку и пожаловал предавшихся ему медалями.
В этом разделении назрановского общества и, как следствие этого, в слабой поддержке Шамиля и была причина его неудачи. У Шамиля не хватило припасов. "Назрановцы, — свидетельствует осведомитель русского командования, - ничего не дали", и Шамиль должен был отступить.
Правда, к тому же еще один его отряд под командой сына его Кази-Магомета потерпел поражение в незначительной стычке около аула Ачхоя (9 июня), оставив убитыми 50 человек. Незначительность поражения, а также спокойный отход Шамиля объясняется неудачными действиями русского командного состава.
Сам победитель Шамиля, полковник Алтухов, "чуть было, как свидетельствует его начальник, не проспал Шамиля", так как вообще "он (Алтухов) тяжел на подъем и стоял в беспечности". Вообще же, откровенно признавались командующему, "мы все здесь действуем как подкупленные".
При отступлении Шамиля часть назрановцев, главным образом, фамилия Темирхановых, даже преследовала и громила его арьергард, делая это "в порыве негодования и возмущения за позор, нанесенный появлением среди них партии". (Шамиля), как объясняет полковник Зотов.
С уходом Шамиля русские власти приняли энергичные меры к пресечению на будущее время подобных движений. Во-первых, сразу потребовали аманатов. Назрановцы немедленно их выдали. Более сурово отнеслись русские к "сомнительным" галашковцам. От них потребовали выдачи аманатов в течение 24 часов по одному от 10 дворов, пригрозив, "чтоб сопротивляющихся наказать, беспощадно истребив все их имущество и самое жилье до основания". Во-вторых, было принято решение о немедленном переселении в большие аулы, чтоб положить конец "беспорядкам и облегчить ближайшему начальству полицейский надзор за образом мысли и поведением (назрановцев)". В-третьих, велено было схватить главных "бунтовщиков" и предать военно-полевому суду. Постановление суда было конфирмовано (20 июня) ком. войсками Барятинским в таком виде: пять человек, признанных главными виновниками мятежа, были приговорены к повешению на том самом холме, на котором они собирали народный сбор, 33 человека было приговорено к наказанию шпицрутенами через 100 человек по 10 раз, с лишением их всех прав состояния и к ссылке в Сибирь на каторжные работы; в рудники без срока 5 человек и на работу на заводах на 8 лет 28 человек.
Поручик Чириков, из уважения к прежним заслугам, был приговорен к каторжным работам в крепости на 12 лет, а прапорщик Шамбатов, в виду 70-летнего возраста, в Сибирь на поселение.
Характерно отметить, что в то время, как над пойманными подсудимыми приговор был немедленно приведен в исполнение, часть скрывавшихся и явившихся после суда, была главнокомандующим совершенно прощена "в доказательство великодушия и особенной исключительной милости высшего начальства".
Одновременно с наказанием мятежников, русское начальство представило к наградам 14 человек - милиционеров из конвоя назрановского пристава "за преданность правительству и отличие во время возмущения". Все это были лица, по характеристике пристава, "отцов, пользовавшихся званием старшин". Среди старшинской группы, следовательно, была раздвоенность, шла конкуренция в лояльности, в погоне за дарами сильных мира сего. Нельзя сказать, чтобы награды русской власти уравновешивали измену свободе своего же класса. Лишь один получил чин прапорщика, несколько - звание юнкеров, а остальные только серебряные и золотые медали.
Казалось, что в результате всех этих мероприятий, движение окончательно ликвидировано. Русское командование было уверено, что "назрановские умы успокоились". Но как раз та мера, которой думали навсегда искоренить возможность восстания, а именно приказ о немедленном переселении в большие аулы послужила стимулом к новому движению, к отпадению назрановцев от русских и новому приглашению Шамиля защищать их от мероприятии русской власти по упорядочиванию их быта.
26 июля Шамиль снова выступил, "убежденный, как гласит русское донесение, назрановцами, что если он покажется со своими войсками на плоскости, весь народ присоединится к нему".
И действительно, назрановцы немедленно выдали Шамилю 18 заложников. Галашковцы, карабулаковцы и галгаевцы последовали их примеру. Число войск Шамиля вместе с восставшими доходило до 13 тысяч. Но 30 июля главный отряд под личным командованием Шамиля был разбит у Аки-Юртовского ущелья (15 верст выше ук. Назрань) русскими войсками.
Шамиль потерпел значительное поражение и отступил в беспорядке. Причиной поражения, между прочим, была недостаточная помощь со стороны назрановцев, что вызвало гнев Шамиля, который прогнал с проклятиями назрановцев, явившихся к нему на следующий день.
Эта неудача Шамиля решила участь назрановцев. Их оппозиция была сломлена. Они выдали русским аманатов и согласились на все требования победителей.
Евдокимов в следующем году в своем обращении к назрановцам объявил те принципы, на которых должна быть построена их жизнь. Он писал: "Народ назрановский! До сих пор вы произвольно жили хуторами, разбросано, в малом числе дворов отдельно один от другого. Пользуясь этим разбросанным положением небольших аулов, малочисленностью жителей и безначалием в них (ибо каждый хотел быть старшим), некоторые неблагонамеренные люди давали у себя приют хищникам, производившим разные злодеяния ко вреду общему и вашему собственному, скрывали преступников, не слушались старшин, не повиновались начальству и, наконец, от имени всего народа дважды призывали Шамиля с войсками, обещав ему помощь для войны против русских.
Внимая нелепым обещаниям тех же неблагонамеренных людей, многие из вас поколеблены в верности русскому правительству и навлекли позор на целое общество. Люди из вас благоразумные сами должны видеть, что прежний порядок вещей был вредный для вас самих и народного благосостояния.
Желая оградить вас на будущее время от тех гибельных последствий, которым вы могли бы подвергнуться, как доказывает пример прошлого лета, начальство признало необходимым все ваше общество соединить во многолюдные аулы, удалить от лесов, откуда без всякого опасения приходили в аулы неприятельские партии и где постоянно укрывались абреки и другие злонамеренные люди. Каждый аул наделить достаточным количеством хлебопахотных земель и других угодий, необходимых для хозяйства, по числу семейств в аулах. Избрать в каждом ауле по одному старшине из людей благонадежных, заслуживающих уважения и доверия в обществе. Все аулы обнести оградою единственно для безопасности от внезапного нападения хищников, для лучшего спокойствия жен, детей, имущества людей спокойных, трудолюбивых; личную повинность распределить таким образом, чтоб люди, имеющие коней, производили разъезды, содержали пикеты, выезжали в милицию, пешие - занимали караулы на границе и внутри аулов, а имеющие арбы, в случае их надобности, выезжали с подводами. Таким образом, со стороны начальства сделано все, чтоб водворить между вами порядок и упрочить ваше спокойствие. Остается только вам самим стараться поведением своим оправдать эти заботы и заслужить прежнее внимание к вам государя спокойной, трудолюбивой жизнью и повиновением поставленным от него властям. При этом объявляю, во-первых, земли, указанные обществу, будут составлять его собственность навсегда, если оно будет жить смирно, повиноваться начальству, иначе земли будут отняты, во-вторых, за злодеяние будет отвечать все общество; в-третьих, в каждом ауле должен быть избран старшина, если будет избран неблагонадежный, то он не будет утвержден; в-четвертых, взаимные распри будут разбираться в народном суде по народным обычаям, кроме обычая кровомщения... Русское начальство требует от вас мирной и спокойной жизни в трудах честных, безвредных и вам и вашим соседям; частная и общественная собственность составляет необходимое имущество каждого.
Итак, перестаньте верить нелепостям изменников и знайте, что правительство, взыскав однажды с виновников, нарушавших порядок, не питает мести, не ищет увеличивать число преступников, но, забывая случайные преступления народа, желает вашего раскаяния и исправления. Займитесь устройством ваших аулов, обработкой ваших полей, прекратите воровство и смертоубийство и все вы сами увидите свою безопасность и благосостояние".
Таким образом, русская власть получила полную возможность твердой рукой перевести ингушский народ на рельсы нового уклада жизни, свойственного капиталистическому обществу, и внедрять в него новые начала буржуазной морали: уважение к собственности, трудолюбию ("к труду честному и безвредному"), заботу о материальном благосостоянии, спокойствии, повиновение начальству и пиетет к социальному иерархизму, вообще "благонамеренность и благоразумие", выражаясь языком тогдашней полицейской государственности.

 
При использовании материалов сайта,
ссылка на groznycity.ru обязательна
Разработано на CMS DJEM
© groznycity.ru