Ингуш-музыкант (сел. Цори).
Эджи Ахриев (сел. Фуртоуг).
В 1927 г. нам пришлось наблюдать праздник, устроенный жителями соседних аулов - Бейни, Мецхала и других. Праздник этот, приуроченный к началу покоса, справлялся на вершине горы, расположенной между Бейни и Мецхалом. На просторной поляне, окаймленной густым кустарником, собралось мужское население. Посреди поляны сооружен невысокий столпообразный памятник, грубо сложенный из камней, с прямоугольным основанием. Справа от него на траве лежала туша свежезарезанного молодого быка. Слева, лицом к югу, выстроились в ряд десять стариков; одиннадцатый (мулла) стоял впереди. Они долго молились, произнося слова полушепотом. По сторонам столпились мужчины помоложе, юноши и дети. После моления старики уселись в тени ветвей, воткнутых в землю. Всех присутствующих угощали едой, состоявшей из пшеничных лепешек (напоминающих оладьи), топленого масла, смешанного с мукой, и тонких круглых пирогов с сыром. Подобное празднество, как говорили старики, совершается два раза в год перед пахотой и покосом. Расходясь по домам, мужчины уносили, распределенное между всеми, мясо быка (в сыром виде).
В настоящее время ингушские святилища обращены в загон для скота или в склад для сельскохозяйственных принадлежностей.
Население со сдержанным суеверием относится к обследованию надземных склепов и к раскопкам. Так, например, нисколько не препятствуя раскопке в Фуртоуге, некоторые из местных граждан, как мы отмечали выше, предупреждали, что это может вызвать появление дождя.
На пчельниках в селениях Мецхал и Лежг мы видели различные амулеты, предохраняющие от дурного сглаза, - примитивное изображение человека на клочке бумаги, яичную скорлупу, нанизанную на палочку, и проч. Амулеты в виде маленьких кожаных ладанок надевают на шею детям.
Участники экспедиции 3. К. Мальсагов и Х.-Б. Ахриев производили запись словарного материала для намеченного Институтом к печати 2-го издания ингушско-русского словаря и поверий.
Большой интерес представляет изучение топонимики.
Некоторые географические названия возводятся к именам легендарных ингушских героев; например, названия аулов Хамхи, Эгикал и Таргим (по имени трех братьев). Название аула Эрзи означает в переводе - "орел", аула Вовнушки - "башенное место", аула Фуртоуг - "ни твое, ни мое". Х.-Б. Ахриев разъясняет, что по местной легенде родоначальники фамилий Ахриевых и Льяновых спорили, чьим именем назвать их аул (Фуртоуг), и вопрос, вследствие обоюдного упорства, остался открытым.
Сообщаем перевод еще нескольких местных названий, по указанию Х.-Б. Ахриева: Гу - "холм", Лейлаг - "село рабов", Кост -"Лыко (с корой)", Карт - "плетень", Кашиете - "место кладбищ", Мецхал - "тяжелый голод", Лежг - "мешок из кожи (для зерна)", Кяхк - "клен", Памет - "место сел", Хастмак - "ключ" (родник), Галашки - "место крепости".
Названия эти, как мы видим, очень разнообразны и заключают в себе отголоски давних преданий или указание на внешние характерные признаки аулов; так, напр., аул Вовнушки отличается живописным расположением башен на скалах; аул Кашиете изобилует подземными погребениями; громадный могильник близ аула Памет свидетельствует о том, что эта местность некогда была густо заселена.
Интересно также, что древнее название ингушского народа -галгай - означает в переводе, как предполагает Х.-Б. Ахриев, "строитель башни"; ингуши, как известно, действительно были искусными мастерами по сооружению башен. До последнего времени ингушские географические названия не были предметом специального изучения; в научных трудах и на географических картах мы встречаем нередко одни и те же наименования в различных вариантах. В частности, в печати и в быту употребляют двоякое название для Ингушской автономной области - "Ингушетия" и "Ингушия". Ингушский институт краеведения придерживается второго, правильность которого подтверждается авторитетными разъяснениями академика Н. Я. Марра, полученными нами в 1927 г., и Государственной Академией истории материальной культуры, к которой институт обращался с письменным запросом по этому поводу. Того же написания придерживается и проф. Н. Ф. Яковлев в своей книге "Ингуши".
Чрезвычайно своеобразна и замкнута жизнь пастухов на Столовой горе. Ее вершина, длиною в несколько километров, представляет собою покатое к югу плато, поросшее сочной травой и изрезанное глубокими расселинами; она служит пастбищем для мелкого и крупного скота. Скот пасется в течение теплого времени года, под присмотром пастухов и овчарок. Лошади сильно дичают на воле; бродят табунами по обрывам и в лощинах; купаются в котловине, наполненной мутной водой, пугливо разбегаются при появлении человека. Пастухи утоляют свою жажду из родников, кое-где пробивающихся из трещин скал. На ночь они с овцами укрываются в глубокие пещеры, расположенные на южном склоне вершины горы.
В настоящее время памятники древности быстро ветшают и разрушаются. Меняется и вид жилых сооружений. Кое-где черепичная кровля встречается не только в Джераховском ущелье, но и в Ассинском. В Ассинском ущелье в 1926 г. был открыт первый кооператив. В Джераховском районе сооружен санаторий, развивается экскурсионное дело. Исчезает старина и в быту. Отмирают древние обычаи и суеверия; все более входят в употребление предметы домашнего обихода, доставляемые из города, - утварь, мебель и т. п.; меняется, также под влиянием города, покрой одежды.
Менее заметны следы старины на равнине. Ингуши стали выселяться с гор около начала 19 века. Жизнь для них сложилась здесь в иных, несравненно более благоприятных условиях. Селения многолюдны, окружены садами. В просторных усадьбах размещены две-три семьи; таким образом, еще сохраняется патриархальность быта. Жилища светлее и чище горных. В домашней обстановке, в хозяйственном инвентаре, в одежде - заметно более сильное влияние города. Так, здесь не редкостью являются оклеенные обоями стены, железные переносные печи, швейные машины, хорошая городская мебель и проч. Встречаются вышивки - с золотом по бархату - в том же роде, как в горах. Очень изящны и богаты праздничные наряды девушек из зажиточных семейств (сел. Сурхохи).
В селении Нижний Ачалук, на двери дома, в котором мы останавливались в 1925 г., нами были замечены вырезанные знаки тавро, различного вида (пять знаков). Дверь старинная, но была подновлена - покрыта масляной краской. Знаки нами зарисованы.
Отзвуки далекого прошлого оживают в рассказах стариков, которые передают легенды о ногайцах и кабардинцах, о мавзолее Борга-каш или более правдоподобные рассказы об эпохе Шамиля.
В общем, быт ингушей в настоящее время отличается меньшей архаичностью, нежели быт их соседей осетин. Скромный по размерам праздник, наблюдавшийся нами близ Бейни, далеко уступает осетинским праздникам, отличающимся сложностью ритуала и длительностью его выполнения. Такие праздники, как и прочие старинные обычаи, нам не раз приходилось видеть в горной Осетии в 1924 - 1927 гг. Осетинские святилища и теперь полны жертвенных предметов и привлекают многочисленных паломников. В то же время в обычаях, в исторических преданиях, в народной поэзии, в вещественной культуре ингушей есть немало черт, присущих и другим кавказским народам, в особенности живущим по соседству с ингушами, - чеченцам, осетинам, хевсурам.