Клятвенное обещание.
Во имя бога всемогущего!
Мы, нижепоименованные, ингушевского народа почетнейшие люди, приложившие перстные свои печати в том, что данный нами ген.-м. Дельпоцо обязательный акт в 20-ти статьях мы должны исполнять свято и ненарушимо, быть в вечном подданстве великого российского г. и. Александра Павловича и наследника его, который назначен будет: а буде нами или кем из общества нашего учинится тому противное, тогда обязуемся мы ответствовать по силе того же акта, в заключение чего пред всемогущим богом и почитаемым нами за святость кумиром Гольерд клянемся под знаменами е. и. в.
Подписали: фамилия Торгимова: Добре, Цогал, Корцал, Мухаммед, Тамир, Али, Ахпот, Бузуржа, Мурзабек, Кафгири.
Фамилия Агиева: Чимурза, Хауце, Дол, Кайтуко, Жебар, Чо-ра, Урцхан, Багец, Хуса, Ареби.
Фамилия Картугова: Аты, Шамат, Петрушка (?), Ноуруз, Кулбыш, Омар, Тачь, Хуса, Енец, Педи.
Фамилия Яулурьева: Бота, Долотуко, Нагай, Дол, Туханке, Кой, Тембот, Абат, Ерале, Музур.
Фамилия Хамхоева: У махай, Ахтол, Али, Мусал, Гора, Кай-сан, Дулак, Моост, Бока, Орцхан.
Фамилия Цельмембохова.
(Акты Кавк. Археогр. Комиссии. Т. IV. Тифлис. 1870 г., док. 1382, стр. 899-901).
Заключение договора отдельными представителями шести "лучших" ингушских фамилий от имени всего ингушского народа (неудивительно, что в договоре есть такое место: "новопокоренный народ без всякого пролития крови со стороны нашей") явилось результатом стремления подписавших акт членов этих фамилий, скопивших значительные материальные средства, установить, - во имя спасения и сохранения собственности и накопленных богатств, - смычку с утверждавшими свое владычество на Кавказе военно-феодальными колонизаторами и торговым капиталом.
В договоре нельзя не отметить такие моменты, как межнациональная травля, проводившаяся агентом царизма ген. Дельпоцо, стремление колонизаторов "восстановить упадший и забытый христианский закон, построить церковь и дать им надлежащего священника", принятие подписавшими документ ряда тяжелых обязательств, падавших на плечи ингушских трудящихся масс.
Обращает также на себя внимание п. 7-й договора, по которому подписавшие его ингуши, принадлежавшие к шести "лучшим" фамилиям, обязались "стараться отомстить, поймать и отдать в руки российского начальства" "осмелившихся убить российского солдата, купца и другого какого звания российского верного подданного".
В январе 1811 года, как видно из отношения ген. Тормасова к гр. Румянцеву, кистинские "почетные" старшины тоже от имени всех кистин приняли русское подданство: "Имею честь почтеннейшие донести вашему сиятельству, что Кистинского ущелья 13 деревень почетные старшины, через посредство и старания подпол. Казбека, 8 числа сего января, прибыв во Владикавказ, объявили тамошнему коменданту ген.-м. Дельпоцо желание свое быть верноподданными всемилостивейшему государю императору. Вследствие сего он, ген.-м. Дельпоцо, привел их на верность подданства под знаменами к присяге и в залог оной взял от них аманатов для содержания их во Владикавказе. О названии же деревень, поступивших в подданство России, числе в них дворов и именах старшин, учинивших за всех присягу, при сем честь имею представить ведомость.
ВЕДОМОСТЬ.
Старшины: Касай Енднов, Итар Енднов, дер. Арзи, 50 дворов; Кази Гандаков, дер. Тарш, 29 двор.; Битог Лачиев, дер. Большой Улай, 29 дворов; Бертихо Илухов, дер. Малой Улай, 20 дворов; Науруз Батирев, дер. Хори, 18 дворов; Исакай Касаев, дер. Нашкус, 15 дворов; Зузо Жожев, дер. Мороши, 10 дворов; Дацай Батохов, дер. Горокай, 28 дворов; Султан Татаров, деревня Мерцхлеми, 10 дворов; Пачи Магоматов, дер. Фитхаль, 30 дворов; Ахти Арцегов, дер. Бани, 20 дворов; Тамасха Хутиев, дер. Лазукин, 30 дворов; Найсик Коциев, дер. Аратай, 10 дворов. Итого 299 дворов" (Акты К. А. К., т. IV, стр. 904).
Преемниками главнокомандующего Тормасова были маркиз Паулуччи и ген. Ртищев.
Осенью 1812 г. в Кахетии вспыхнуло восстание, инициатором которого был беглый грузинский царевич Александр. В этом восстании активное участие приняли хевсуры и кистины. Генерал Ртищев, решив наказать их, отправил в мае 1813 года, под начальством генерала Симановича, войска, которые разорили все лежавшие на пути кистинские селения.
Официальные свидетельства того времени указывают на тяжелое экономическое положение широких масс ингушского народа.
Так, в рапорте ген.-м. Дельпоцо ген. Булгакову от 13 июня 1810 г. (№48), говорится: "Я имею честь представить в. высочеству самые истинно справедливые и беспристрастные виды, — присовокупляя к тому, что по стесненным ныне ингушевского народа обстоятельствам, кажется мне, они, может быть, на некоторое время, покуда грозная для них туча сил от них отойдет, будут покойны и несколько, по необходимости, привержены к нам".
Перед этой частью рапорта сказано: "По настоянию моему они обещались будущего года в марте месяце переселиться в окружность по близости кр. Владикавказской, быть верными, истребить мечети и выгнать от себя мулл мухаммеданского закона, проповедников и учителей" (Акты кавк. археограф, комиссии. Т. IV, стр. 896, док. 1375-й).
Рапорт гр. Ивелича 3-го ген. Тормасову от 25 июня 1810 г. (№ 294, Владикавказ) гласит: "Если теперь не приласкать ингушевский бедный народ в теперешнем их крайнем положении, то потерять их должны и отвратить от себя" (Акты К. А. К. Т. IV, стр. 896, док. 1376-й).
Между тем, захватническая политика военно-феодальных колонизаторов приняла более решительные формы, "Кавказская война была заключительным звеном в длинной цепи походов, начатых еще при Петре и неуклонно возобновлявшихся империей торгового капитала. Причиной всех этих походов было стремление России пробиться непосредственно к персидским и турецким рынкам.
Уже к 80-м годам XVIII века Россия вплотную подошла к северным отрогам Кавказского хребта, а после утверждения ее владычества в Грузии и прокладки ряда военных линий, соединивших Кубань с Закавказьем, она "привела в покорность" почти все племена и народы, населявшие Кавказ. Казалось, что покорение почти завершено, и никто из русских генералов и государственных деятелей не предполагал, что за обладание Кавказом придется вести более, чем полувековую войну".
По окончании войны с Францией Россия начала войну в целях "усмирения навсегда горских народов или истребления непокорных" (Из обращения Николая I к генералу Паскевичу).
Назначенный в 1816 году начальником всех войск в Грузии и на Кавказской линии ген. А. П. Ермолов придерживался той точки зрения, что покорение горцев возможно только при условии решительных военных действий, причем последние он мыслил проводить постепенно, но твердо.
Ермолов начал с усиления на Сунже Назрановского редута и устройства в низовье этой реки крепости Грозной - в целях открытия наступательных действий против Чечни.
Ермоловский период (1816-27) является одной из жестоких страниц в истории горских народов Северного Кавказа, в частности в истории Чечни и Ингушии.
Акад. М. Н. Покровский так характеризует итоги ермоловской политики: она "загоняла горцев в тупик, из которого не было никакого выхода: русские власти надеялись, что результатом будет полное и беспрекословное подчинение горских племен русскому правительству, - вплоть до отказа от своего обычного права и местного самоуправления и признания русского суда и русских чиновников. Ибо, с точки зрения Ермолова и его генералов, только невежество горцев было причиной того, что они не видели превосходства русских порядков над их, туземными: "понятия многих чеченцев не превышают скотов"... - писал один из этих просвещенных покорителей Кавказа своему начальнику, писал, прибавим, накануне общего восстания, которое должно было стоить жизни и самому писавшему. Возможно, впрочем, что за этой целью, - в которой находили возможным признаться открыто, — во мраке их совести скрывалась и другая, о которой не говорили, но которую генерал Тормасов в своей наивности называл всеми буквами: война с горцами была в сущности так легка в то время, так прибыльна для грабивших все и вся солдат и в особенности казаков, доставляла такие добавочные удовольствия офицерам помимо военной карьеры, везде в других местах закрытой после окончания наполеоновских войн - что, может быть, окончательное замирение горцев и не очень порадовало бы их русских "просветителей". Так как даже желанием "полного подчинения" трудно объяснить такие меры, как конфискация всех земель кабардинцев (правда, скоро взятая назад, - по явной невыполнимости) или сознательное отнятие у чеченцев тех земель, которые были совершенно необходимы для их хозяйства; если допустить, что горцы могли отказаться от своей свободы, своего права, то привычка есть слишком неискоренимое в человеке. А между тем, именно с этими последними мерами, доведшими горское население до крайней нужды, - о котором с удивлением говорили сами русские администраторы, что они не понимают, как горцы могут переносить ее, -связан тот взрыв религиозного энтузиазма, который сплотил воедино разноязычные племена Кавказского хребта, подчинил эту пеструю и плохо слушавшуюся своих местных вождей массу железной военной диктатуре и превратил легкую добычу карательных экспедиций в грозного врага, с которым лучшие силы николаевской армии не могли справиться тридцать лет".
В 1830 году нагорная Ингушия вела борьбу с отрядом кн. Абхазова, имевшего целью захватить Военно-грузинскую дорогу и обезопасить ее от нападений ингушей и осетин, живших в районе дороги.
Отряд кн. Абхазова выступил из крепости Владикавказ 8 июля 1830 г. двумя колоннами.
Правая колонна под начальством Абхазова двинулась по Военно-грузинской дороге, а левая под командой подполк. Плоткина направилась в горную Ингушию - по реке Ассе.
На другой день кн. Абхазов по Кистинскому ущелью прибыл в сел. Альяково. Жители встретили отряд ружейными выстрелами. Князь Абхазов предложил через старшин прекратить огонь и разойтись, но это предложение было отвергнуто. Тогда борьба усилилась: отряд стал громить селение из пушек, разрушил его до основания, и жители вынуждены были сдаться, отступив на горный хребет.
10 июля, после боя, джераховцы приняли присягу и выдали аманатов.
Аул Эбн 11 июля взят был с боем и предан огню.
Затем колонна вступила в ущелье р. Ассы, где примкнул 15 июля левый отряд подп. Плоткина.
Большая часть аулов была покинута жителями, причем имущество оказалось спрятанным в недоступных местах. Абхазов объявил галгаевцам через почетных старшин, что если они к назначенному им сроку не возвратятся, то селения с оставшимся в них имуществом будут сожжены.
Левая колонна тоже встретила на своем пути ряд сопротивлений: галгаевцы и аккинцы, собравшись в лесу, открыли по отряду огонь. Однако, под сильными ружейными выстрелами горцы отступили в завалы. Хотя последние с боя к вечеру и заняты были отрядом, но 12 июля завалы вновь оказались в руках горцев. Колонна прибегла к артиллерийскому огню и атаке с тем, чтобы выбить горцев из завалов и из леса. Неравные условия борьбы заставили жителей сдаться и выдать аманатов.
Соединившись вместе 15 июля, оба отряда занялись истреблением деревень не покорившихся еще жителей и приведением к присяге покорных.
После этой операции соединенные колонны двинулись обратно к Тереку через Кистинскую теснину и 18 июля прибыли к селению Эбн. Здесь жители, запершись в башне, опять оказали отряду сопротивление. Отряд провел под башню мину и взорвал ее. Защитники башни погибли под ее развалинами.
20 июля отряд перешел Терек и на следующий день вернулся во Владикавказскую крепость.
В 1832 году, в наказание за связи с Гази-Муллой и убийство хулинцами пристава Константинова, в горную Ингушию двинуты были войска во главе с бароном Розеном.
Отряд 11 июля 1832 г. собрался в 19 верстах от Владикавказа, на Военно-грузинской дороге, у поста Кайтику и на следующий день перешел Терек и двинулся далее вверх по Джераховскому ущелью.
13 июля отряд уже был в селении Хули, совершенно опустевшем. Селение было сожжено, пашни протравлены, три крепкие древние каменные башни, служившие для жителей убежищем, взорваны.
"Между тем, - сообщал барон Розен в своем донесении графу Чернышеву от 15 июля 1832 г. - челихойцам послал я объявить, что они наказаны за то, что приняли к себе скот немирных деревень, но во уважение неучастия их в убийстве Константинова, деревни и пашни их остаются неразоренными, исключая небольшой непокорной нам деревни Шуван, близ Хули находящейся, издавна служащей приютом для хищников, и которая замешана в последнем злодеянии хулинцев и галгаевцев. Для истребления сей деревни посылаю команду. Жителям деревень Ляляги и Салги объявил я также, что отдаю им землю хулинцев, коим никогда не будет дозволено поселиться в нынешнем их местопребывании.
Сходно с высочайшим соизволением употреблять горских жителей одних против других для укрепления взаимной ненависти их, находятся при моем отряде осетины, живущие близ Владикавказа, и милиция из горцев, обитающих по Военно-грузинской дороге от Ларса до Пасанаура, принадлежащих к Грузии, под названием горских народов".
Получив известие о местонахождении хулинцев, Розен двинулся к деревне Бешт, "откуда отправил для отыскания сил главнейших виновников в убийстве пристава Константинова 2 сильные отряда под начальством полк. Засса и подп. Чиляева. Оба они по едва проходимым тропинкам поднялись до снежных вершин скалистых гор, открыли следы мятежников и подп. Чиляев имел небольшую перестрелку с караулом их, но наступивший сильный туман воспрепятствовал продолжать преследование".
17 июля ближайшие к селению Бешт деревни и пашни их были истреблены.
В этот же день небольшой отряд ингушей (около 100 чел.), спустившийся с Мят-лоома, атаковал фуражиров.
Тогда на помощь последним Розен послал 2 сотни конного полка и 1 батальон карабинерного полка, которые рассеяли ингушский отряд.
"Я два раза посылал галгаевца объявить, — писал Розен, чтобы, во избежание совершенного разорения, они выдали виновнейших в убийстве Константинова и внесли следующую с них подать, наложенную в 1830 году и, сверх того, уплатили значительный штраф. Они в первый раз отвечали моим посланным, что соберутся и подумают; вторично же не допустили их, объявив, что найдут средства скрыться в ущельях и лесах сих. Посему я решился преследовать их сколь возможно далее".
18 июля отряд прибыл в селение Таргим.
Здесь Розен получил дополнительные сведения о местонахождении мятежников.
Оказалось, что часть, вместе с хулинцами, скрылась в ущельях и лесах близ Хевсурии, другие среди скал Мят-лоома, а третьи — в урочищах Гая и Гале за скалистым хребтом, по правую сторону реки Ассы.
Во все эти направления и были брошены войска, которые на своем пути опустошали аулы и захватывали скот и пр. добычу.
В отношении Розена на имя графа Чернышева от 29 июля 1832 года сообщалось: "22 числа сего месяца продолжавшийся туман не позволял делать никаких поисков в окрестностях Гая, почему я перешел обратно через скалистый хребет Малку-Гай и расположился лагерем при дер. Цори, дабы продолжать истребление жилищ и пашен галгаевцев.
В дер. Цори два жителя заперлись в высокой каменной башне и, несмотря на все увещания, не хотели сдаться. Я приказал сделать мину, дабы подорвать башню. Во время работ у нас ушиблено камнями 4 сапера и ранено 4 человека выстрелами двух мятежников, которые сдались тогда только, когда мина уже была начинена; башня же взорвана.
23-го числа истреблено 8 деревень.
24-го числа прибыл я к вагенбургу при селении Таргим, истребив еще 9 деревень.
25-го числа войска имели дневку, 26-го отряд выступил обратно к Тереку, 27-го перешел оный и 28 прибыл к Владикавказу.
Челихойцев, кистинцев и джерахов нашел я всех на местах: они изъявили полную покорность; одна из оных, непослушная деревня Обин, выдала аманата и возвратила захваченного в плен сына одного преданного нам джераховца.
Таким образом, кончилась предпринятая мною экспедиция против галгаевцев. Надеюсь, что оная будет иметь полезные последствия для спокойствия Военно-грузинской дороги.
Вероломное племя галгаевцев, по мнению самих горцев, наказано примерным образом, лишаясь значительного числа скота своего, большей части движимого имущества, жилищ и пашен.
Войска наши проникли в самые скрытные убежища их, доселе почитавшиеся неприступными для нас. Сами галгаевцы знают, что один только туман, с 16 по 27 число сего месяца продолжавшийся, спас семейства их от плена и остальное имущество от совершенного истребления" (Акты К. А. К. Т. VIII, стр. 681).
В отношении бар. Розена к гр. Чернышеву от 12 ноября 1836 г. за № 560 сообщалось: "В 1830 г. усмирены оружием следующие племена горцев: куртанинцы, тагаурцы и временно: джараховцы, кистинцы и галгаевцы. Для управления ими гр. Паскевич, назначив одного пристава и четырех помощников, разделенных по ущельям, дал им особую инструкцию о их обязанностях. Сверх того, учредил в Владикавказе суд для разбирательства дел между сими горцами, которому велено руководствоваться правилами и порядком, начертанными в учреждении о губерниях для уездных судов".
Барон Розен считал необходимым ликвидировать владикавказский суд для горцев (ввиду недоверия последних к русских власти, незнания языка и прочих причин), установив управление таким образом:
"а) Оставить по-прежнему пристава для управления народами куртатинским, тагаурским, джераховским, кистинским и галгаевским, равно 4-х его помощников, с жалованием: первому 800, а последним по 500 рублей каждому и, сверх того, назначить приставу на канцелярские расходы 200 рублей".
"д) расходы, назначаемые на сие управление 7000 рублей асе, отнести на счет податей, получаемых от горцев, состоящих ныне в ведении владикавказского суда, а в случае недостатка таковых остальное количество выдавать из сумм, состоящих в распоряжении главноуправляющего Грузиею" (Акты К. А. К. Т. VIII, стр. 714-15).
Так царские палачи расправлялись с ингушами, прибегая при этом к созданию междуплеменной вражды с целью разъединения горцев и ослабления их в борьбе с царской Россией.
Но не успел Розен сообщить своему начальству об усмирении горной Ингушии, как в следующем, 1833 году в селении Яндырском вспыхнуло восстание, во главе которого стоял "имам покорной карабулакской деревни Большая Яндырка" Джанхот Азаматов.
Ингушский пристав хорунжий Гайтов донес владикавказскому коменданту ген. Оранскому, что имам "возмущает яндырских жителей и приглашает непокорных чеченцев принять участие в предполагаемом им возмущении. Посему ген. Оранский 16 июля послал из Владикавказа 100 чел. 3-го батальона севастопольского пехотного полка, под командою полк. Пащенко, коему предписал, присоединив к себе в Назрани 30 казаков и одно орудие, сделать ночное движение к сказанной деревне и схватить возмутителя; но жители были предупреждены о следовании команды и когда оная на рассвете 17 числа приблизилась к Яндырке, то уже в сей деревне собралось много вооруженных людей.
Рассудя, что столь незначительным числом войск ничего нельзя было предпринять решительного, капитан Пащенко начал возвращаться к Назрану".
На помощь восставшим прибыли карабулаки и чеченцы.
18 июля усиленный отряд ген. Оранского занял Яндырку и приказал сжечь дома Джанхота Азаматова и его родственников (всего 16 дворов), а также остальное имущество и убранный уже хлеб: "400 баранов, им принадлежащих, частью отданы войскам на порции, а частью ингушам. Ген.-м. Оранский хотел подвергнуть той же участи и остальную часть Большой Яндырки, но назрановцы убедительно просили о помиловании своих родственников" и генерал "объявил остальным яндырским жителям прощение, с тем, чтобы они немедленно возвратились в свои дома и в обеспечение своей покорности представили двух аманатов из лучших фамилий, что и было исполнено на другой день".
Ведя войну, всячески поддерживая горских феодалов, насаждая их там, где до установления царского владычества феодальный строй или вовсе отсутствовал или только нарождался, насаждая крепостничество, царская Россия вместе с тем подвергла горцев Северного Кавказа самому наглому грабежу.
Горцы очутились в безысходном тупике. Единственным выходом было - восстание и освобождение от царского владычества.
"Первая попытка восстания была сделана в конце XVIII века, но к этому времени русская политика не дала еще отчетливо почувствовать себя основным массам населения гор, поэтому восстание не встретило их поддержки". Но уже к 20-м годам XIX столетия результаты "цивилизаторской" деятельности царизма "сказались с такой остротой, что достаточно было призыва к "священной войне", чтобы поднять весь восточный Кавказ. Так родилось знаменитое восстание Шамиля, которое на протяжении десятилетий не могли раздавить войска Российской империи".
Завоевание Северного Кавказа, - сопровождавшееся продвижением русской колонизации вглубь Чечни и Ингушии с оттеснением в горные трущобы жителей, завоевание, сопровождавшееся грабежами, разорением хозяйств, исключительными политическими притеснениями, насильственным обращением ингушей мусульман в христианство, - вызвало ряд восстаний, возглавлявшихся Курали-Магомой, затем Гази-Муллой, Гамзат-Беком, наконец, талантливым политическим деятелем - имамом Шамилем.
Религиозное движение, - пишет акад. М. Н. Покровский, - охватившее сначала восточный, а потом и западный Кавказ в 20-х годах XIX века, носит название мюридизма (послушничества). В основе его, как и в основе аналогичных явлений в христианской и других религиях, лежит аскетическое отречение человека от своей личной воли - ради непосредственного сближения с божеством. Магометанская практика аскетизма ("тарикат") знала несколько ступеней этого самоотречения: стоявшие на низшей ступени рядовые "мюриды" нуждались в посредниках между ними и богом, "мюршидах" (или "шайхах"), которые для них являлись как бы воплощением воли божией и могли поэтому требовать себе беспрекословного повиновения. Мистика создает таким образом иерархию, но основанную не на обладании старшими какими-либо материальными преимуществами, а на глубоком энтузиазме младших, на их жажде повиновения, если можно так выразиться. Такая аскетическая иерархия, аналогичная иерархии католических монашеских орденов в средние века, упраздняла всякую светскую иерархию рядом с собой: во имя тариката дагестанский пастух требовал себе повиновения от знатнейших черкесских князей - и получал его. Здесь был демократический элемент аскетизма, так ярко выступающий на Западе в ордене францисканцев, например.
Первое широкое крестьянское движение, направленное как против горских феодалов, так и против военно-феодального империализма России, - было поднято Шейх-Мансуром в конце XVIII столетия. Восстание охватило весь Северный Кавказ. В нем приняли участие широкие крестьянские массы Чечни, Дагестана, Ингушии. "Но напор со стороны русских, - пишет М. Н. Покровский, - был еще недостаточно силен, чтобы сплотить все горские племена в одну организацию". "Горцам после первых успехов стало казаться, что все уже сделано — энтузиазм упал. Мансур не находил уже прежней поддержки в массах, должен был бежать в Анапу - и там, при взятии этой крепости Гудовичем в 1791 г., попал в плен к русским".
Первый кавказский революционер был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где и умер.
В 1823 году выступил один из проповедников южного Дагестана Курали-Магома, учивший, что "мусульмане не могут находиться под властью неверных. Мусульманин не может быть ничьим рабом и никому не должен платить подати. Между всеми мусульманами должно существовать равенство. Для мусульманина первое дело газават (священная война с неверными), а потом исполнение шариата".
Преемником Курали-Магомы явился Кази-Мулла; после же убийства его в бою с русскими войсками в 1832 г. выступил Гамзат-Бек.
Руссофильская политика аварских ханов (крупнейших из дагестанских князьков), - говорит проф. М. Н. Покровский, - "только вырыла им могилу: движение и без того демократическое, и без того смещавшее всех ханов и беков и заменившее их "наибами" предводителя священной войны, имама, расправилось с изменнической династией с особенной жестокостью. Ханское семейство было истреблено до последнего - не пощадили ни женщин, ни детей. Дворец ханов был разграблен, а их подданные признали власть имама. Гамзат-Бек поплатился жизнью за эту расправу - его убили кровомстители за смерть аварских ханов. Но движение от этого только выиграло, получив в качестве вождя способнейшего администратора и полководца, какого только выдвинули горцы во время борьбы с русскими - гимринца Шамиля.
Один из преданных мюридов Кази-Муллы, тяжело раненый в той битве, где пал старый вождь, новый имам представлял собою чрезвычайно счастливое в его положении соединение авторитетного богослова, шайха в настоящем смысле этого слова, с типичным предводителем такого первобытного племени, каким были тогдашние дагестанские лезгины. Шамиль, говорит о нем его туземный биограф, был человек ученый, набожный, проницательный, храбрый, мужественный, решительный и в то же время хороший наездник, стрелок, пловец, борец, бегун, одним словом, — никто ни в чем не мог состязаться с ним".
Но прежде чем перейти к военной истории Шамиля мы остановимся сначала на социально-экономических предпосылках восстания, возглавлявшегося знаменитым имамом.
Мы указывали, что царское правительство еще до начала XIX века придерживалось по отношению к горцам наступательной тактики, но это были только первые шаги завоевания Кавказа.
Однако, последующее время, связанное с действиями на Северном Кавказе ген. Ермолова, является одной из самых жутких страниц в истории горцев.
Если связь мюридизма с национально-освободительным движением имела место значительно ранее 20-х годов XIX века, то при Шамиле усиление мюридизма нашло себе более яркое выражение.
Для появления и распространения мюридизма, - как отмечает акад. М. Н. Покровский, - необходимы были, во-первых, соответствующая социальная почва, во-вторых, соответствующее настроение масс. Цервая нашлась в демократических общинах Дагестана, - где зародился и дольше всего продержался кавказский мюридизм, - а второе в большей, чем даже нужно было, степени создавала русская политика относительно горцев".
По сей форме власть Шамиля являлась теократией - имам считал себя представителем бога на земле. Но вместе с тем в его лице мы имеем и власть политическую. Социальная почва движения Шамиля носила демократический характер, оно было движением горских мелкобуржуазных элементов. Имамат - пишет акад. М. Н. Покровский - "отвечал высшей ступени экономического развития, достигнутой тогда горцами, и интересам наиболее передовых горских групп: недаром из черкесов, напр., его приняли первыми те самые племена, которые только что пережили демократический переворот - шапсуги, абадзехи и натухайцы" (Цит. соч.).
Военная история Шамиля распадается на три основных периода: 1) 1834-1840 годы - первые, пока еще слабые, нетвердые шаги движения, 2) от начала до второй половины сороковых годов - этап расцвета деятельности имама, наконец, 3) период от второй половины сороковых годов до 1859 г. - время постепенного ослабления могущества Шамиля, окончившегося поражением.
Высшая точка развития движения Шамиля падает на тот момент, когда в Чечне вспыхивает восстание (1839 г.), вызванное притеснениями и грабежами царских войск. Чеченцы признали имама своим государем. "Пять следующих за восстанием Чечни лет (1840-1845) были периодом самых блестящих военных успехов Шамиля. К 1843 году все русские укрепления в Дагестане и Чечне были разрушены и взяты, гарнизоны их частью истреблены, частью попали в плен: до 700 русских солдат и офицеров и десять русских орудий оказались в руках горцев. Сам командующий русскими войсками в Дагестане ген. Клюги-фон-Клюгенау был заперт в Хунзщахе и едва выручен войсками князя Аргутинского. Перейти в наступление против Шамиля и оба соединившихся русских генерала, однако, не сочли себя в силах, и Шамиль блестяще закончил кампанию этого года взятием Гергебиля, главного опорного пункта русских в северном Дагестане. После этого вся чеченская плоскость перешла в руки имама - и места, где русские отряды беспрепятственно ходили еще во времена Ермолова, стали теперь для нас, по словам одного современника, "чем-то фантастическим" (М. Н. Покровский. Цитир. соч.).
Став под власть имама, - пишет он же, - "чеченцы оказались такими злыми противниками, грознее которых русские еще не встречали на Кавказе. Русские завоевания были отброшены чуть ли не на 40 лет назад".
Активное участие Ингушии в движении Шамиля констатировано многими официальными свидетельствами того времени.
Приведем здесь некоторые из них.
Так, в очерке положения военных дел на Кавказе с начала 1838 по конец 1842 г.г. сообщается следующее: "Зимнее движение по Чечне ген.-м. Пулло для сбора податей и преждевременная попытка обезоружить чеченцев взволновали этот народ и Шамиль не упустил тем воспользоваться. В начале марта он беспрепятственно явился со своими мюридами на р. Сунже; а за сим вся Малая и Большая Чечня, ичкеринцы и ауховцы, качкалыковцы, галашевцы и карабулаки постепенно поднимая оружие, одни за другим пристали к мятежной его партии".
А вот рапорт ген. Головина гр. Чернышеву от 3 октября 1840 года: "В настоящем положении дел на левом фланге Линии Чечня в особенности обращает на себя внимание, ибо там, кроме коренных ее жителей, гнездятся теперь все беглые карабулаки, назра-новцы, галгаевцы, Сунженские и Надтеречные чеченцы и по призыву предводителя их Ахверды-Магомы, сподвижника Шамиля, собрать могут значительные силы, хорошо вооруженные, вблизи Военно-грузинской дороги".
"Вся Большая Чечня к нему передалась, - читаем мы в рапорте ген. Граббе графу Чернышеву от 30 марта 1840 г. - равно как мичиковцы и ичкеринцы и многие ауховцы; качкалыковцы удерживаются в повиновении только присутствием нашего отряда. Некоторые из карабулакских и ингушевских деревень, все галгаевцы и кистинцы также в большом волнении и содействуют тайно или явно возмутителю".
Успехи Шамиля встревожили Николая 1-го и на Кавказ двинуты были новые, на этот раз большие военные силы, под командой наместника кн. Воронцова.
В 1845 году, летом, кн. Воронцов повел наступление на Веденский район с тем, чтобы захватить ставку Шамиля - аул Дарго.
Шамиль дал возможность войскам Воронцова углубиться далеко в горы и даже взять самое сел. Дарго, но зато захватил транспорт с провиантом. Воронцов со своим отрядом вынужден был отступить, причем во время отступления отряд его подвергся почти полному разгрому: было убито и ранено 3000 чел. нижних чинов, 186 офицеров, 3 генерала; сам Воронцов чуть не погиб, он едва спасся.
Ряд военных успехов Шамиля относится и к периоду 1853-1856 годов.
В то время происходила русско-турецкая война, и русские военные силы направлены были на крымские операции. В 1857 г. русские войска, по окончании войны, под руководством главнокомандующего кн. Барятинского переброшены были в Чечню и другие горские части Северного Кавказа, в Дагестан.
"Военные действия опять были перенесены на самую неудобную теперь для Шамиля территорию — в Чечню. Имам уже отчетливо сознавал, что не пользуется здесь прежней популярностью, и что прежней беззаветной преданности чеченцев, основы его побед в первой половине 40-х годов, нет и следа" (Покровский).
Восстание, с которым "лучшие силы" николаевской армии не могли справиться тридцать лет", близилось к закату.
26 августа 1859 года Барятинский издал приказ по войскам: "Гуниб взят. Шамиль в плену. Поздравляю кавказскую армию".
Каковы же причины поражения Шамиля?
Государство, созданное Шамилем, - указывает Е. Драбкина, -было по существу своему демократическим, ибо оно боролось во имя демократических принципов и создавалось путем добровольного всенародного признания власти Шамиля. Но по структуре оно было диктатурой, и чем напряженнее становилась борьба против русских, тем отчетливее выступали элементы диктатуры. В вековом укладе патриархальной жизни горских народов произошла настоящая революция. Мозаика раздробленных племен и народов уступила место централизованному государству, с общими правовыми нормами, единым аппаратом власти, единой военно-финансовой организацией и до известной степени регулярной обороной страны. Эта государственная система была сначала силой, объединявшей все население гор и сделавшей восстание непобедимым. Но через некоторое время она же превратилась в причину поражения Шамиля.
Со второй половины 40-х годов от Шамиля начали отходить одно за другим племена чеченского народа, уставшие от напряженной диктатуры и от борьбы против русских".
Между тем, содержала государство Шамиля "житница и самого Дагестана, и всего восточного - а отчасти и западного Кавказа -Чечня".
Уменьшение материальных средств имамата, административный упадок его, перевооружение русской армии ружьями нового образца - все это ускорило поражение Шамиля.
Покорение восточного Кавказа завершилось в 1859 г., а западного - в 1864 г.
Мы уже указывали на мысль, высказанную акад. М. Н. Покровским по вопросу о двух основных условиях для появления и распространения мюридизма: соответствующая социальная почва и настроение масс. Последнее "создавалось русской политикой относительно горцев".
Эта политика по отношению к ингушам сводилась, в общих чертах, к тем же мероприятиям, что и по отношению к чеченцам. Она заключалась, как мы видели в захвате территорий, принадлежавших Чечне и Ингушии, в политическом угнетении масс, сопровождавшимся обращением жителей в христианство, поддержкой т.н. высшего сословия там, где оно было, насаждением частного крупного землевладения там, где его не было или имелись лишь его зачатки.
"Если опять, в связи с военными успехами, - говорит кн. Барятинский, - мы не будем стараться теперь же обессиливать самое начало, из которого сложился мюридизм, то должны будем постоянно ожидать, "что рано или поздно мюридизм снова, под влиянием того или другого имама, подымет голову при первой возможности и вновь разрушит все наши усилия к умиротворению края.
Чтобы достигнуть этого естественный путем, надобно прежде всего стремиться к восстановлению высшего сословия там, где сохраняются еще более или менее следы его, и создавать его действующим в империи порядком там, где оно не существует. Таким образом, по мере восстановления дворянства, правительство будет иметь в нем лучшее орудие к ослаблению исламизма" (По Покровскому).
Положение в Ингушии, в частности в Назранском обществе перед майским восстанием 1858 г., представляется в следующем виде.
К этому времени Ингушия в целом считалась завоеванной русскими войсками; лишь отдельные части ингушей упорно отстаивали свою самостоятельность.
Местный, национальный торговый капитал заключал смычку с русским торговым капиталом.
Царская администрация заботливой рукой насаждала и поддерживала "священные" основы частной собственности, обращая исключительное внимание на создание класса крупных землевладельцев.
Вместе с тем она усиленно заботилась о том, чтобы "склонить" мусульманское население в христианскую веру, прибегая для этого ко всяким способам вплоть до подарков, денег, выдачи различных пособий и т. п.
Вот, например, любопытное отношение ген. Беловина к экзарху Грузии от 17 июля 1842 г.: "В каждой духовной особе горцы видели как бы притеснителя. К укоренению этого мнения немало способствовали сами проповедники, которые не зная ни языка, ни обычаев своей паствы и не вникая в положение ингуш, учили их или на ломанном туземном наречии или на русском, непонятном для них языке, требуя, в то же время, строгого исполнения догматов проповедываемой ими религии. Миссионеры также поведением своим не умели внушить того уважения, какого должно требовать от проповедника слова божия, так что если между ингушами, а впоследствии времени, и между осетинами некоторая часть и обратилась в христианство; то успех этого предприятия нельзя почти приписать убеждению проповедников, но более обстоятельствам. Подарки, деньги и пособие хлебом, выдававшимся новообращенным, увлекли многих принять св. крещение, но большею частью людей самого бедного и низшего сословия, побуждаемых к тому видами корысти. Некоторые же из них, дабы воспользоваться означенными пособиями, простерли святотатство до того, что крестились по несколько раз. Из всего этого заключить должно, как еще слабы и не тверды положенные нами основания христианской религии между ингушами".
В отношении говорится о том, что при проезде военного министра 11-го июня 1842 г. через укрепление, возводимое на Сунже между Казак-Кичу и Назраном, выехавшие навстречу министру около 700 назрановских жителей подали от имени ингушей прошение, "в коем объясняя, что они обращены в христианскую веру мерами насильственными и обольстительными, изъявляют желание возвратиться к прежнему мухаммеданскому закону".
В этой просьбе им было отказано: "Просимого им дозволения дать нельзя. С тем вместе, военный министр по неоднократным возмущениям в ингушевских аулах, усмиряемых всегда силою оружия, по закоренелой грубости народа, незнакомого даже с первыми удобствами жизни, убеждаясь, что еще рано приступать к общему проповедованию христианства в стране дикой и своевольной, где народ еще недостаточно подготовлен, чтобы уразуметь благодетельные последствия спасительного учения, тем более при теперешних обстоятельствах края и при общем волнении умов между горцами, и что всякая усиленная попытка к распространению учения наглей веры между ингушами и осетинами может побудить к восстанию этого дикого народа и вовлечь нас в неблагоприятные последствия, изволил полагать, что не отказываясь от этого предприятия, как скоро оно относиться будет до лиц, которые, по внутреннему, искреннему убеждению, совершенно добровольно и без всяких видов корысти изъявят желания принять св. крещение, - решительно остановиться, впредь до изменения обстоятельств (Г. М.), общими мерами понуждения и обольщения для достижения столь непрочного и единственно на наружности основанного обращения горцев в православие, вследствие чего и находит необходимым сделать секретные внушения местным духовным властям и миссионерам, чтобы они вообще не преследовали новообращенных, если даже и заметят между ними неточное исполнение догматов христианской религии, и ни в коем случае не действовали бы мерами полицейскими (Г. М.), а старались утверждать их в христианстве примером собственной благочестивой жизни" (Акты. Т. IX, стр. 168).
Так насильственными мерами обращали в православие население "дикой и своевольной" страны, не имевшей возможности "уразуметь благодетельные последствия спасительного учения", распространять которое рекомендовалось здесь, "впредь до изменения обстоятельств", - "примером собственной благочестивой жизни".
Результат протеста 1842 г. еще не успел сгладиться в памяти назрановцев, их желание "возвратиться к прежнему мухаммеданскому закону" администрацией удовлетворено не было.
Систематическое расшатывание основ хозяйственной жизни широких ингушских масс путем открытого грабежа царскими войсками их хозяйств, путем непрерывного переселения аулов с одного места на другое, путем истребления огнем и мечом целых деревень, путем выселения жителей с давно насиженных пепелищ с целью заселения их казачьими станицами, политический гнет над ингушскими массами, полицейские мероприятия по внедрению среди них православия — все эти обстоятельства, вместе взятые, или в различных сочетаниях служили почвой, на которой неоднократно вспыхивали в Ингушии восстания.
В рапорте Орбелиани на имя Милютина мы находим определенное указание на перманентные переселения аулов: "Во всей Чечне не осталось ни одного аула, ни одного двора, которые по нескольку раз не переселялись бы с одного места на другое" (Акты. Т. XII, стр. 1254).
В Ингушии мы наблюдаем то же самое.
Тяжелые экономические последствия этих переселений прежде всего должны были сказаться, конечно, на слабых хозяйствах, подвергавшихся разорению от подобных опытов царской администрации, тогда как зажиточные хозяйства такие сдвиги с места на место материально переносили легче.
Насильственные выселения из малых аулов и устройство из них больших сел (с количеством дворов не менее 300) имели своей целью сосредоточение жителей, из которых значительная часть настроена была оппозиционно, - в едином поле зрения для облегчения политического надзора за "бунтарями" и расправы с ними.
В своем отчете за 1857-1859 гг. кн. Барятинский пишет: "Давно покорные общества галашевцев, карабулаков и ингушей находились в самом беспорядочном состоянии и держали у себя открытый притон разбойникам. Положено было ввести у них устройство, существующее с такою очевидною пользою у мирных чеченцев, и для того поселить их большими аулами. Назрановцы взбунтовались, возмутили соседей и призвали Шамиля. Быстрые меры, принятые ген. Евдокимовым, подорвали бунт в зародыше; скопище Шамиля было разбито под Ачхоем" (Акты. Т. XII).
Назрановское восстание вспыхнуло 23 мая 1858 года.
Для разрешения вопроса об устройстве больших аулов из назрановцев и карабулаков пристав при последних приступил к собиранию сведений о числе жителей в Назрановском обществе.
Взволнованные жители отправили к приставу депутатов с требованием, чтобы он не давал разрешения на переселение в большие аулы тем, которые выразили на это свое согласие.
Вечером 22 мая в окрестностях назрановских аулов раздались сигнальные выстрелы, призывавшие к вооруженному сопротивлению против русской власти.
Пристав тотчас же вызвал в Назрань войска.
По прибытии войск из Владикавказа под командой полк. Зотова старшины выразили свою покорность; полк. Зотов направил группу "влиятельных ингушей-офицеров к мятежникам с тем, чтобы они внесли успокоение среди восставших.
Толпа не приняла офицеров. Стали даже раздаваться голоса, призывавшие к убийству "посредников".
Явившаяся к Зотову депутация в составе 6 человек (из них 4 руководителя движения) заявила, что население не желает соединения их в большие аулы и что зачинщики ими выданы не будут.
Зотов, оставив у себя четырех руководителей мятежа в качестве заложников, обратился к депутатам с просьбой предложить собравшимся разойтись. "Едва депутаты, - сообщал Зотов, - присоединились к толпе, как народ начал медленно спускаться с горы, показывая вид, что расходится, но, приблизившись к форштадту, вся эта масса в числе 4-5 тысяч (кроме назрановцев в сборе участвовало большое число карабулаков, галашевцев и жителей Терской долины) с гиком и выстрелами бросились бежать на форштадт. Войска открыли огонь по нападающим. Видя неудачу и находясь под страшным огнем стрелков и артиллерии, масса начала быстро редеть и разбегаться во все стороны" (Акты. Т. XII, № 951).
28 мая, т. е. спустя три дня после подавления восстания, горные ингуши решили оказать помощь восставшим назрановцам.
Восставшие поддерживали связь с Шамилем, общее положение которого к моменту восстания было весьма критическим. К этому времени продвижение русских войск в Дагестане протекало успешно и нет ничего удивительного в том, что Шамиль нашел необходимым использовать назрановское восстание в своих политических и стратегических целях - вторгнуться в Малую Чечню.
Шамиль выступил из Дагестана с восьмитысячным отрядом и встречен был в Ингушии восставшими и сочувствовавшими им с ликованием, тогда как другие отнеслись к нему враждебно.
Имам потерпел здесь неудачу, другой его отряд под командой его сына Кази-Магомета разбит был 9 июня у аула Ачхой.
Основными причинами назрановского поражения Шамиля являются: сопротивление ему группы из "лучших" ингушских фамилий, противопоставление против него превосходящих по своей численности и технике войск, исчерпание провианта, недостаточно согласованные действия мятежников и отряда имама.
Особенно активное участие в преследовании Шамиля принимали некоторые члены фамилии Темирхановых.
После этого назрановцы и галашковцы выдали аманатов, главные "возмутители" повешены были на холме, где собирался народный сход, 33 человека приговорены были к наказанию шпицрутенами, лишены всех прав состояния и отправлены в Сибирь на каторжные работы, 5 человек в рудники бессрочно, 28 ч. на заводские работы на восемь лет.
Военно-полевой суд, рассмотрев дело, нашел, что руководителями восстания были: Чалдыр Арчаков, Магомет Музуров, Джагостуко Бехоев, муллы Башир Ашиев и Урусби Мугаев.
Суд постановил: расстрелять их на том холме, где ими назначено народное собрание, лишив предварительно Арчакова и Музурова полученных ими от правительства знаков отличия.
Главнокомандующий кавказской армией заменил расстрел повешением.
Приговор был приведен в исполнение 25 июня 1858 г. над всеми перечисленными участниками восстания за исключением Бехоева, находившегося в бегах.
Старшина Паша Ганижев, Бази Булбучев, Мусост Арчаков, Хозу Эдыльов и Исмаил Хонокиев приговорены были к наказанию шпицрутенами через сто человек по одиннадцати раз каждый, к лишению знаков отличия и всех прав состояния и к ссылке на каторжные работы в рудники без срока.
Прапорщик Тимерби Чириков, "во уважение его прежних заслуг", лишен был знаков отличия и всех прав состояния и сослан на каторжные работы в крепостях на 12 лет.
Прапорщик Гагит Шамботов, 70-ти лет, по лишении чина, двух медалей и всех прав состояния, сослан был в Сибирь на поселение.
Остальные подсудимые в числе 28 человек: юнкера Темурко Осканов, Чаби Келехольгов, муллы Лабаза Дербичев, Мичик, Мусост, старшины Мусса Кодзоев, Джантемир Муцольгов, Арапхан Бердыев, Осман Муталиев, а также Гата Мальсагов, Магомет Темирханов, Хюнке-Эли Шалиев, Куруко Долова-Долдаев, Магомет Долов, Татархан Султыгов, Хуных Гандауров, Угус Музургов-Ведзижев, Тересбот Табаев, Баты Альдиев, Дзюка Хашагульгов, Мусакой Могдыев, Шамбат Могушков, Гайтемир Ахтемиров, Хату Экажев, Бару Тамбиев, Тавмурза Сантолиев, Хаджи Дихокиев и Бейбот Мальсагов - приговорены были к лишению юнкерского звания, знаков отличия (кто таковые имел); к лишению прав состояния, к наказанию шпицрутенами через сто человек по десяти раз каждый и, затем, ссылке на каторжные работы на заводах на восемь лет.
Вскоре после приговора дела о некоторых из подсудимых были пересмотрены и в итоге наказанными шпицрутенами оказались: мулла Шабаза Дербичев, Паша Гапарев, Хату Эдильгов, М. Долов, И. Хонокиев, Д, Муцольгов, М. Кодзоев, А. Бердыев, Т. Табаев, Т. Султыгов, X. Гандауров.
Ганижев, Долов, Султыгов, Бердыев, Л. Дербичев, Тебоев бежали после суда и наказания шпицрутенами.
В Сибирь, на поселение, сослан был Шамботов, а на каторжные работы X. Эдыльгов, М. Кодзоев, Д. Муцольгов, X. Мальсагов, М. Темирханов, X. Шалиев, Толдиев, Гандауров, Ханакиев.
Урус Ведзижев, Б. Томбиев, Т. Санталиев, Келехольгов, Т. Осканов, Д. Хашагульгов, Б. Мальсагов, О. Муталиев были помилованы за отсутствием достаточных улик в активном их участии в восстании и за старания их "отклонить народ от его гибельного намерения".
М. Арчаков, Б. Булгучев, Б. Альдиев, М. Мугдыев, Ш. Могушков, Г. Ахтемиров, Э. Экажев, муллы Мечик и Мусост бежали до суда.
Штабс-капитан Д. Брыков и подпоручик Д. Гамурзиев были помилованы за то, что они "после происшествия 25 мая вели себя примерно хорошо и много содействовали к успокоению взволнованных умов".
Д. Бехоев явился с повинной и тоже был прощен.
Э. Куртаев был сослан на каторжные работы за то, что оказал противодействие юнкеру Тоай Кантышеву в преследовании последним восставших.
Во время Назрановского восстания выявилось, таким образом, резкое расслоение в Ингушии: движущей силой восстания была трудовая крестьянская масса, больше всего испытывавшая на себе тяжелые последствия переселений целых аулов, слияний их и т. п. мероприятий; старшины же с русской ориентацией, облагодетельствованные царской администрацией, определенно стали на защиту самодержавия, другая же часть их, попавшая под влияние мулл, звавших на борьбу с "неверными", с угнетателями мусульманской религии, приняла активное участие в движении Шамиля, рассчитывая на возможность, в случае победы последнего, властвовать над массами под знаменем имамата.
Между этими группами были открытые столкновения, принявшие настолько острый характер, что лица, принадлежавшие к одному и тому же роду, оказались на противоположных баррикадах.
Тайпа уже не была монолитным целым. Шел процесс дальнейшего внутритайпового расслоения: члены одной и той же тайпы нередко находились в противоположных станах - одни на службе царского правительства, награждавшего их чинами, орденами, землями, другие - в лагере Шамиля, рядовыми его соратниками и даже наибами.
Вместе с тем 14 "знатных" милиционеров ("отцов пользовавшихся званием старшин") представлено было к наградам "за преданность правительству и отличие во время возмущения".
Одновременно с расправой, администрация издала приказ об устройстве больших аулов и переселении в них жителей.
Это обстоятельство послужило новым толчком к движению.
Вновь была установлена связь с Шамилем, которому назрановцы, галашкинцы, карабулаковцы и галгаевцы выдали заложников.
Хотя на этот раз под общей командой Шамиля состояло 13 тысяч воинов, но 30 июля один из его важнейших отрядов потерпел у Ахкиюртовского ущелья серьезную неудачу, вследствие указанных уже нами причин.
Шамиль отступил.
Назрановцы вынуждены были принять все условия царских сатрапов.
В следующем, 1859 году, в августе, после захвата русскими войсками Гуниба, Шамиль был взят в плен, и кавказская война считалась законченной на восточном Кавказе, а в 1864 г. и на западном.
Ингушия во время движения Шамиля распалась на два лагеря: демократические слои держались ориентации на имама, принимая участие в движении, "верхи" же из "лучших" фамилий стояли за русскую ориентацию, тем более, что отдельные лица и группы за выдающиеся заслуги перед "отечеством" получали от официальных представителей последнего офицерские чины, земли, деньги. Активное же участие демократической части Ингушии в движении Шамиля констатируется, как мы видели, официальными свидетельствами того времени.
Завоевание Кавказа превратило Ингушию в колонию царской России.
Царизм перешел к дальнейшему осуществлению "коренной русской исторической системы - заселению окраин государства казаками".
Эта политика весьма выпукло выражена в следующих словах: "Мы испытали на деле всю бесплодность борьбы с чеченцами, которые пользовались закрытою местностью Сунженской долины и предгорий, чтобы наносить нам потери, и избежали в то же время решительного боя. Поэтому мы, по необходимости, прибегали к коренной русской исторической системе заселения окраин государства казаками" (Объедин. горский истор. архив, дело по описи № 1 1863 г. канц. нач. Тер. обл. по секретному столу о переселении туземцев Тер. обл. в Турцию; л. д. 1).
В "Актах Кавказской археографической комиссии", в IX томе, на странице 429-й, читаем: "для утверждения здесь русского владычества представляются два средства: 1) поселение казачьих станиц на Сунже и 2) возведение укреплений при главных выходах из гор" "Казачьи станицы могут быть устроены на следующих местах: 1) две на левом берегу Сунжи, между кр. Грозный и укр. Умахан-юртом; 2) пять на том же берегу, между кр. Грозный и аулом Казак-кичу; 3) две на правом берегу Сунжи, выше Карахки-чу; 4) две на левом берегу реки Ассы, ниже впадения в нее речки Алгус-Али, - всего 11 станиц.
Каждая станица должна состоять круглым числом из 200 семейств. Таким образом, указанное пространство заселится 2200 семейств.
Выселить такое число людей с Кавказской линии - значило бы слишком ослабить здешнее казачье войско, которое в то же время должно перевести на Лабу около 2800 сем.
А потому для образования Сунженской линии средства Кавказа недостаточны и необходимо выслать, по крайней мере, часть требуемого числа переселенцев из Донского войска".
Далее следуют правила для переселения казаков, о пособиях переселенцам (ряд льгот), о конно-подвижном транспорте.
В записке о Чечне, составленной капитаном Николаи, есть такие места об основании Сунженской линии:
1) В 1845 году основана была Сунженская линия и поселен 1-й линейный Сунженский казачий полк, в 5-ти обширных станицах. Таким образом, образовалась на самых пределах Чечни превосходная кавалерия, всегда угрожающая неприятелю неожиданными нападениями.
2) Высочайше разрешено было расположение передовой Чеченской линии, долженствующей состоять из ряда укреплений вдоль подножия Черных гор, для охранения выходов из главных ущелий и с тем, чтобы служить основанием действий для отрядов наших, высылаемых в неприятельскую землю, и чтобы доставить верное убежище тем жителям Чечни, которые желали бы возвратиться под наше покровительство и, наконец.
3) Предположено было утомить неприятеля частыми наступательными движениями" (Акты К. А. К. Т. X, стр. 472).
Повод заселения указан там же: "Все наши поселения на Тереке и сообщения по Военно-грузинской дороге и от Екатеринограда до Дагестана были в постоянной тревоге".
Отношение ген. Муравьева к князю Долгорукову от 23 апреля 1856 года гласит: "Упрочивать владычества наше переселяемыми вперед станицами - есть способ, уже с пользою испытанный, и его не следует изменять. Вообще, нужно принять за правило, чтобы при всяком передвижении наших войск вперед для занятия вновь приобретаемого от неприятеля пространства, позади их и под их прикрытием переносились с задних линий станицы, в которых водворять и женатых солдат, обращая их в казачье сословие, не стесняясь числом лет их службы" (Акты К. А. К., т. XI, стр. 66).
По словам А. П. Берже, "до 1819 года на Сунже, кроме чеченских аулов, русских поселений не было" (Чечня и чеченцы).
Выселение ингушей с их территории с целью казачьей колонизации подтверждается рядом документов.
В рапорте командующего войсками по управлению Терской области на имя командующего войсками Терской и Кубанской областей ген.-адъютанта и кавалера графа Евдокимова сказано: "Имея в виду, что переселение аулов Ланжита и Учхота окончено уже к 30-му числу октября, и что в течение зимы 1860-61 г. окончится также и переселение жителей Терской долины, я спешу согласно желанию нашего сиятельства, изложенному в том же предписании за № 4111, дополнить, что во внимание бедности галгаевцев и вообще всех племен, живущих в горах, я полагал бы в прокламации определить для них количество ежегодного денежного взноса, по полтора рубля серебром с дыма и никак не более двух рублей". (Дело № 209 канц. нач. Тер. обл. по 2 отделу, 1 столу о прокламациях туземцам Тер. обл. Начато 5 июня 1860 г., окончено 6 февраля 1862 г.).
А вот предписания помощнику командующего войсками Терской области генералу Куемферту (то же дело):
"Препровождая при сем вашему превосходительству три утвержденных подписью г. главнокомандующего о прокламациях к назрановскому, галашевскому и галгаевскому народам, имею честь покорнейше просить вас прокламацию назрановскому народу объявить, не теряя времени, при первом удобном случае, при чем прошу вас льготное время и количество определенных к взносу денег в размере, определенном для чеченского народа, приписать в прокламацию собственноручно. С объявлением прокламации галгаевцам необходимо обождать до окончания переселения аулов Ланжита и Учхот фамилии Гистогажевых и жителей Тар ской долины согласно предписанию моему к генералу-майору Баженову от 16 октября за № 4068 (Г. М.).
"Галгаевскому народу также предназначено переселение, и потому объявление прокламации галгаевцам должно быть отложено до окончательного заселения ими новых мест для своего водворения, и до этого времени посылаемую прокламацию хранить при делах штаба вашего превосходительства, как и прокламацию к галгаевцам. Командующий войсками Терской и Кубанской областей генерал-адъютант граф Евдокимов. 4 ноября 1860 г., № 4111. Гор. Ставрополь".
Исправлявший должность начальника Военно-осетинского округа полк. Кундухов писал командующему войсками левого крыла Кавказской линии графу Евдокимову: "После описанного переселения в ущельях по Фортанге, Ассе, Сунже и Камбилеевке, мелких хуторов и жителей никого не осталось, и дело это, к удовольствию моему, я считаю совершенно конченным". "Словом, исполнено и исполняется все согласно желанию вашего превосходительства. Полковник Кундухов".
На рапорте есть резолюция Евдокимова: "С особенным удовольствием благодарю за это важное дело полк. Кондухова. Донести об этом г. главнокомандующему" (Дело генер. штаба войск левого крыла Кавказской линии, V отд., по описи № 436, по части распорядительной).
Результат колонизационного процесса в Ингушии получился такой.
Из долин рек Фортанги и Ассы были выселены ингуши галашевцы, датыхцы и хутора, а земли их переданы Терскому казачьему войску. Войско основало здесь станицы Датыхскую, Галашевскую и хутор Мужичий. Позднее казаки этих станиц выселились из-за непригодности земель для обработки, причем земля и лес оставались собственностью войска до 1918 года.
На месте аула Гаджирен-юрт основана в 1847 году станица Нестеровская.
Таузен-юрт основана в 1861 г станица Воронцово-Дашк
Магомет-хитс в 1847г. Вознесенская
Ах-Борзе в 1861 Ассиновская
Ахки-юрт в 1859 Сунженская
Ангушт в 1859 Тарская
Ил дир-гала в 1859 Карабулакская
Алхасте в 1860 Фельдмаршальская
Шалхи основа в 1867 хут. Тарский
В 1845 году основаны станицы Троицкая и Слепцовская, в 1846-м Михайловская.
Часть ингушей, жившая в этих аулах, вымерла от голода, холода и болезней во время переселений, часть нашла приют у горцев и назрановцев, часть же переселилась в Турцию.
В основе колонизации лежали политические соображения -устройство клина, который разъединил бы горных ингушей и чеченцев от плоскостных и представлял бы собою постоянную военную опору власти на местах.
Так как по ущельям рек: Камбилеевки, Сунжы и Ассы существовали единственные дороги для сношения горных ингушей с равниной, то станицы преградили ингушам свободный путь, который ранее давал им возможность быть экономически непосредственно, тесно связанными с плоскостью.
И запертые в горах ингуши оказались обреченными на тяжелое нищенское существование.
Перед местной властью неизбежно должен был встать вопрос об урегулировании земельных отношений среди покоренных горских народов.
Вопрос этот возникал неоднократно и ранее - еще в начале утверждения русского владычества на Кавказе, но длительная военная обстановка, в которой протекала жизнь края, мешала окончательному разрешению вопроса о поземельном устройстве горцев.
Занятое ведением войны - говорит П. А. Гаврилов - и "выжиданием, пока, сообразно с успехами войны, положение покорного горского населения сколько-нибудь определится, кавказское начальство не могло предпринять ничего решительного в таком деле, как определение прав населения на владение землями, но, впрочем, тем не менее, в попытках разрешить поземельный вопрос на Кавказе никогда не было недостатка. С этой целью учреждались не раз особые комитеты и комиссии, писались различные проекты, но только все это кончалось тем, что комитеты и комиссии, по изменившимся обстоятельствам, упразднялись, а написанные проекты сдавались в архивы, как не соответствующие действительному положению дел". (Устройство поземельного быта горских племен Северного Кавказа. Сборн. свед. о кавк. горцах. Вып. II, 1869 г.).
Неясность в дело поземельного устройства ингушского народа вносила сама высшая кавказская администрация.
Так, наместник на Кавказе кн. Воронцов в своей прокламации горским народам обещал: "Религия ваша, шариат, адат, земля ваша, имения ваши, а также все имущество, приобретенное трудами, будет неприкосновенною вашею собственностью и останется без всякого изменения. Российские войска будут защищать вас от врагов, начальство будет заботиться о благоденствии вашем и вы бедствие" (См. "Письменные заявления горского населения и объяснения комиссии". Владикавказ, 1909 г.)
Однако, следующий наместник на Кавказе кн. Барятинский - говорил о земле не так определенно, как его предшественник. Это видно при сравнении прокламации кн. Воронцова с прокламацией кн. Барятинского.
Вот что мы, например, читаем в обращении к назрановцам.
"Прокламация Назрановскому народу.
Император всероссийский в бесконечной милости своей забывает все прошедшие поступки назрановского народа, прощает ему великодушно за пролитую кровь русских и отныне считает назрановцев такими же своими верноподданными, как и всех прочих обитателей Российской империи. Снисходя к недавнему переселению назрановцев на настоящие места и к минувшей тревожной жизни их в соседстве враждебных племен, освобождает народ на целые три года от взноса податей в казну государственную.
Сверх того, его императорское величество дарует назрановскому народу следующие права:
1) Полную свободу вероисповедания - беспрепятственное отправление богослужебных обрядов.
2) Увольнение навсегда от обязанности выдавать рекрут и от обращения в казаки.
3) Неотъемлемое владение землею на указанных уже местах.
4) Земля, представляемая народу, будет разделена между аулами, в постоянное их владение, соразмерно числу народонаселения.
5) На право владения землею будут выданы обществам аулов и частным лицам, все необходимые акты и планы.
6) Места рождения металлов и минералов составляют принадлежность правительства.
7) Права личности и собственности каждого обеспечиваются общими узаконениями империи, примененными к обычаям и нравам народа.
8) Суд и расправа между назрановцами предоставляются народному суду, на основании народных обычаев и шариата, кроме тех изменений и дополнений, в ныне существующих обычаях, которые впредь могут оказаться необходимыми согласно потребностям народа.
9) Выбор лиц для отправления общественных должностей в аулах и выбор депутатов в народный суд предоставляется обществам; утверждение же в должностях - начальству.
Пользуясь вышеизложенными правами, назрановский народ обязуется:
1) Полным повиновением и послушанием поставленным от правительства властям.
2) Выдавать преступников и беглых, не скрывая их ни под каким предлогом и отвечать за грабеж и убийство, произведенные на землях общественных.
3) Содержать в исправности сообщения, плотины и мосты.
4) Для сбережения лесов назначить в каждом ауле особые участки, где строжайше воспретить производить вольную порубку без дозволения аульных обществ. За вывоз же леса на продажу из свободных дач установить денежный сбор особенною таксою по приговору народного суда. Собираемые за сие деньги должны поступать в общественные суммы для общественных нужд народа, каковы: вспомоществование бедным и пострадавшим от несчастья, содержание школ и пр.
5) На случай прохода войск по аулам давать потребное количество подвод за прогоны. Правильность раскладки этой повинности предоставляется возлагать на наибов, а поверка - народному суду.
6) Вознаграждать общественную службу мулл, аульных старшин и других лиц внутреннего полицейского управления аулами по приговору аульных обществ.
7) Развозку бумаг, содержание караулов у полиции, пересылку арестантов и прочие общественные обязанности жители аулов обязаны исполнять поочередно, на том же основании, как доселе.
8) Для поддержания порядка в обществах и для приведения в исполнение распоряжений административных властей, как-то: начальников округов и наибов, народ обязан содержать постоянно на счет общества с каждых 100 сакель по всаднику.
9) Для защиты же собственных границ, по призыву начальства, обязаны выходить все, кто может владеть оружием. При кратковременном подобном сборе, продолжающемся на более 10 дней, ополчение это обязано содержать себя и коней (кто их будет иметь) на собственном иждивении. Если же судьба продолжится более вышеопределенного срока, тогда на дальнейшее время ополчение поступает на попечение правительства, и
10) По истечении высочайше дарованной трехлетней льготы назрановский народ за право пользования землею, принадлежащей правительству, и для покрытия на содержание управления администрации края, обязан вносить в казну ежегодно по три рубля сер. с каждого двора, не исключая неимущих, вдов и сирот, причем взнос за последних раскладывается на прочие дворы аула по общественному приговору. Общество аула вносит этот сбор полностью по расчету общего числа дворов в ауле, и за правильность сбора отвечает аульный старшина. Сбор представляется в окружное правление к 1-му числу сентября каждого года - за текущий год (Дело № 209 канц. нач. Тер. обл. по 2 отделу, 1 столу - о прокламациях туземцам Тер. обл. Начато 5 июня 1860 г., окончено 6 февраля 1862 г.).
Рассматривая эту прокламацию, мы видим в ней немало обязанностей, которые тяжелым бременем легли на плечи широких ингушских масс. Тут и содержание в исправности путей сообщения, плотин, мостов, и гужевая повинность, и расходы по содержанию различных административных лиц, караульная служба, содержание всадников "для поддержания порядка". Мало того, по истечении трехлетнего льготного срока, горские народы, "за право пользования землею, принадлежащей правительству и для покрытия на содержание управления администрации края", должны были вносить в казну ежегодно по три рубля сер. с каждого двора. Эта обязанность распространялась и на неимущих, вдов и сирот.
На запутанное положение землеустройства и на тяжелые условия ведения хозяйства в крае указывал в свое время П. Гаврилов: "Проходили десятки лет. Положение горцев не менялось к лучшему и только продолжало, так сказать, воспитывать их для ожесточенной войны с нами. Серьезный труд по хозяйству был почти невозможен для горца, и потому горцы были вынуждаемы отыскивать средства к жизни в военной добыче". "Нельзя не приписывать легкости, с которою весьма часто уходили от нас покорные горцы целыми аулами, - тому, что положение их у нас было недостаточно определенно и именно в отношении права их на владение землями.
Хотя покорные аулы и получали почти всегда обещания от начальства, что они останутся на тех местах, на которые водворены, но имея перед глазами несколько примеров очищения горских земель для новых казачьих станиц, горцы плохо верили таким обещаниям, тем более, что на категорически предложенный ими вопрос о том, как будут наделены они землею, получались, в большей части случаев, нерешительные ответы, потому что, при тогдашнем положении края, трудно было предвидеть заранее все те случайности, которыми могло обусловиться устройство быта покорного населения".
В 1861 году начальник Терской области генерал Лорис-Меликов опубликовал объявление главнокомандующего кавказской армией жителям горского участка Ингушского округа: "Из заявлений вашего начальства о постоянно хорошем вашем поведении я убеждаюсь, что вы стремитесь к мирной жизни и честному труду.
С особенным удовольствием благодарю вас за это и хочу окончательно успокоить относительно устройства будущего вашего положения, а потому объявляю вам именем государя императора, что земли, на которых вы живете, останутся навсегда неприкосновенными в вашем пользовании, и что только измена правительству может лишить вас даруемого права.
Вместе с этим, подобно всем прочим племенам Терской области, я обязываю вас с будущего нового года взносом подати на покрытие расходов казны по управлению вами. Размер этрго взноса предоставляю определить командующему войсками, но зная недостаточность вашу, сравнительно с жителями Чечни и Назрановского участка, обложенных тремя рублями с каждого дыма, объявляю вам теперь же, что размер суммы, которую вы должны вносить ежегодно в окружное ваше управление, будет значительно менее трех рублей с дыма. Раскладка этого сбора между семействами будет предоставлена аульным обществам.
Надеюсь, что вы поймете милость правительства, даруемую вам настоящим моим объявлением, и что никакие злонамеренные толки и подстрекательства не заставят вас сойти с пути верности государю императору всероссийскому.
Что вышеизложенное действительно было объявлено его императорским высочеством главнокомандующим кавказскою армиею жителям Ингушевского округа горского участка 23 октября сего года, в том подписью свидетельствую. Ноября 29 дня 1865 г. Подлинное подписал: начальник Терской области генерал-адъютант Лорис-Меликов" (Дело по описи № 6, ч. IV, Горек, отд., 2 стола, штаба Кавказского воен. округа).
Однако это обещание сохранить за ингушским народом его земли имело в виду только нагорную полосу; во-вторых, дата объявления относится к тому времени, когда процесс выселения ингушей в некоторых местах уже был закончен, а в других приближался к концу.
Между тем, еще в 1854 году полк. Де-Саже в записке о военных действиях писал: "Система войны против кавказской природы и сынов ее избрана была верно. Каждый наступательный шаг отрезывал горцам безвозвратно кусок их родной земли. Так покорены Малая Чечня и Галашки; так отодвинуты горцы правого фланга за Белую и Уруп. На всех этих местах поселены казаки, устроены укрепления с штаб-квартирами полков, и покорные племена уже мирно живут под щитом нашего оружия и законов" (Акты К. А. К., т. XI, стр. 450).
Выселение ингушей из ряда селений, исконе принадлежавших им, не могло, конечно, не повлечь за собою сокращения земельного довольствия населения. Часть жителей вынуждена была переселиться в горы, часть получила недостаточный надел на плоскости. Надел назрановцев еще в шестидесятых годах прошлого столетия признан был незначительным. Эта точка зрения определенно выражена в докладе комиссии по правам личным и поземельным туземцев Терской области от 7-го октября 1865 года: "На каждый двор назрановцев 17 дес. 1500 к. с. Надел этот комиссия ни в коем случае не признает удовлетворительным" (Дело 6. Тер. обл. чертежной, 5 отд., по описи № 4017, № 611). На рапорте начальника Терской области от 2-го апреля 1866 года за № 1015 есть мнение помощника главнокомандующего кавказской армией: "Надел признаю недостаточным" (т. е. 17 дес. 1500 к. с).
Вместе с тем, как это видно из имеющихся архивных материалов, хранящихся в Объединенном горском историческом архиве, - наряду с недостаточными наделами в Ингушии образованы были крупные частные землевладения.
Конечно, казачья колонизация не могла не повлечь за собою обострение земельного кризиса у широких крестьянских масс Чечни и Ингушии.
О малоземельи, между прочим, пишет командующий войсками Терской области, причем предлагает разрешить земельный вопрос посредством переселения горцев в Турцию.
"В разбросанности казачьего населения и в недостатке земель как для казаков, так еще более для местного населения заключается вся трудность и исключительность управления Терскою областью в сравнении с прочими частями Кавказа". "С одной стороны - стесненность территории, происшедшая от водворения в пределах области 100-тысячного казачьего населения, поставила большую часть туземных племен в полную невозможность прежних условий хозяйственного быта их; с другой же - замкнутость края, лежащего между безводною степью и снеговым хребтом, лишает возможности вывести из пределов области неспокойное и малоспособное к принятию гражданственности чеченское племя. Между тем, племя это, уступив казакам почти половину своих земель, хотя и удобных для хлебопашества, но наименее важных для целей
военных, успело сохранить за собою правую сторону р. Сунжи, в соседстве с Дагестаном, всю выгоду лесистой местности, изрезанной ущельями Черных гор.
Объем настоящего письма не позволяет мне изложить вашему превосходительству во всей подробности причины и обстоятельства, приводящие меня к убеждению необходимости переселения чеченцев. Причины эти отчасти известны вашему превосходительству из личных докладов моих государю великому князю и письменных донесений, когда я заявлял, что только в переселении жителей Большой и Малой Чечни на земли Малой Кабарды и Сунженских казаков, в немедленном обложении чеченцев тогда же податями и в разъединении этого племени от Дагестана твердою линиею казачьих поселений по предгорной полосе от Владикавказа до Кумыкской плоскости можно полагать окончательный исход чеченского вопроса, столь тесно связанного с делом прочного водворения нашего во всей Терской области и, может быть, отчасти и в Дагестане".
"Теперь считаю крайне необходимым обратиться к вашему превосходительству по предмету, возбужденному генерал-майором Кундуховым и могущему иметь влияние на дальнейшие действия в Терской области. Прибыв на днях во Владикавказ, генерал Кундухов высказал мне предположение о возможности возобновить между туземцами Терской области стремление к переселению в Турцию. Он предложил взять на себя выполнение этого дела и уверен, что при тех мерах, которые он примет негласно, в течение летних месяцев уйдет до трех тысяч семейств.
Трудно судить еще, насколько выполнимо предположение это в настоящее время, после тех бедствий, которые переселены туземцами здешнего края при уходе их в 60 и 61 годах; но, во всяком случае, предположение генерала Кундухова, по личному моему мнению, имеет для нас особую важность, и если ему удастся привести его в исполнение, то он бесспорно окажет нам огромную услугу даже и в том случае, если переселение состоится в меньших гораздо размерах, чем он предполагает. При настоящем недостатке земель в области и тех заботах, которые вызываются положением туземного населения в крае выход всяких ста семей, к какому бы племени они не принадлежали, за исключением кумыков и кабардинцев, где нет недостатка в земле, будет уже для нас облегчением".
"Одним из главных условий успеха этого предприятия генерал Кундухов ставит полную негласность его личного участия в этом деле, и уверен, что никакие старания его не будут иметь благоприятного исхода, если только в населении станет известно, что он действует с ведома правительства. Я обещал ему о сохранении этой негласности написать и вашему превосходительству.
Генерал Кундухов заявил мне, что по исполнении этого дела он намерен поселиться в Одессе и даже, быть может, сам перейдет в Турцию. Однако, еще из первых мер, которые он думает принять для исполнения предпринятого им дела, есть отправление в Турцию своего семейства. Он высказал мне при этом надежду, что, в случае, если участие его принесет пользу, то правительство не откажет в приобретении от него в казну пожалованной ему земли и выстроенного им на ней дома.
Побуждения, руководящие в этом деле генерала Кундухова, были высказаны им мне прямо: облегчая переселением в Турцию заботы правительства, он думает этою мерою спасти туземное население от бедствий, которые неминуемо постигнут эти племена в случае восстания. Давнее убеждение его в неизбежности такого восстания на Восточном Кавказе, полагаю, известны и вашему превосходительству.
Считаю необходимым, если только предложение генерала Кундухова будет одобрено его императорским величеством, сколько возможно, скорее дать ему дозволение приводить его в исполнение. Поэтому покорнейше прошу ваше превосходительство испросить разрешение государя великого князя и, в таком случае, сообщить мне об этом с первым отходящим курьером или же телеграфного депешею".
В ответ командующему войсками Терской области получена была телеграмма следующего содержания: "17 мая месяца 1854 года. Из Поти. Телеграмма № 198. Правительственная. Владикавказ. Командующему войсками. Великий князь согласен на предложение генерала К. Желаю полного успеха. Чем дальше - тем лучше. Карцов".
Из цитируемого дела о переселении горцев в Турцию видны дальнейшие шаги Лорис-Меликова и Кундухова в этом направлении (Дело канцелярии начальника Тер. обл., по секретному столу о переселении туземцев Тер. обл. в Турцию).
После того, как условия деятельности Кундухова были приняты краевой властью (покупка у него казной 2800 десятин земли и дома на сумму в 45 000 рублей, выдача ему 10 000 рублей на агитацию), он выехал в Турцию для выяснения вопроса о возможности и порядке переселения туда горцев.
23 августа 1864 года Лорис-Меликов получил от Кундухова письмо из Константинополя, где он говорит о своей беседе с министром иностранных дел Оттоманской империи Али-Пашой, о его "ласковом и вежливом приеме". Выслушав сообщение о намерении краевой кавказской власти переселить горцев в Турцию, Али-Паша, "обещал принять живое участие в делах будущих мухаджинов" (л. д. 36).
7 октября 1864 года Кундухов известил Лорис-Меликова о благожелательном отношении турецкого правительства к данному начинанию (л. д. 37):
"Милостивый государь, Михаил Тариелович!
Наконец, я получил от турецкого правительства желаемый ответ, и 15-го числа сего месяца отправляюсь в Одессу, где полагаю пробыть несколько дней с детьми своими и затем ехать день и ночь, без остановки до Владикавказа.
От всей души пожелав вам полного успеха во всех ваших предположениях, имею честь быть
вашего превосходительства
покорным слугою Муссой Кундуховым. 7 октября 1864 г. Гор. Константинополь".
О ходе начатой им работы Кундухов, по приезде, писал Лорис-Меликову следующее:
"Ваше превосходительство, Михал Тариелович!
Я никогда не сомневался, что в Чечне число переселенцев будет больше, чем предполагалось. Теперь положительно знаю, что при всем желании нашем в одно нынешнее лето невозможно переселить всех желающих.
В Назране тоже сильное желание к уходу, не менее того и в Малой Кабарде и в Эчкери. Вероятно, вы получите от начальников тех округов (если они следят, как следует, за движением своих подчиненных) такие же сведения: следовательно, теперь нет причин сомневаться, что число переселенцев будет слишком большое, и потому в настоящее время лучшее мое желание состоит в том, чтобы переселение это совершилось в необходимых и возможных размерах. Иначе надо желать народу и себе зла" (л. д. 144).
Результаты агитаций и переселения оказались трагическими. Вот что пишет об этом Ахмет Цаликов в своей книге: "Кавказ и Поволжье": "Агитация Кундухова имела успех и как раз те части чеченского населения, которые казались русской администрации наиболее опасными и которые были намечены к выселению и попались в искусно расставленные сети (А Цаликова). Переселенцы несколькими партиями отправились через Закавказье в Турцию. Повторилась та же история, что и с черкесами, — не было приготовлено ничего для приема переселенцев. Они болели, голодали и умирали массами. Земли, отведенные им, оказались никуда негодными песками и камнем. Испытывая страшные бедствия, чеченцы повернули обратно к русской границе. Они изъявили полную покорность, соглашались нести воинскую повинность; некоторые предлагали даже принять православие, лишь бы позволили им вернуться к родным пепелищам.
Но чеченцев прогнали от границы выстрелами. Мало того, по требованию русского правительства, турки отправили против чеченцев войска, которые ружейным и артиллерийским огнем прогнали их на отведенные им места жительства.
Положение чеченцев на новых местах было таково, что они вымирали массами; многие же тайком переходили русскую границу и пробирались обратно на родину. За этими беглецами была устроена правильная охота; их перехватывали на пути и считали долгом отправить в Турцию; немногие удостаивались милости остаться на Кавказе. Из 22000 с лишком чеченцев-переселенцев через каких-нибудь 5-6 лет осталось только десять, остальные перемерли".
В ноябре 1869 года группа ингушей, состоявшая на русской военной службе, обратилась к главнокомандующему кавказской армией с просьбой разрешить вернуться 76-и переселенцам с семействами из Турции обратно в Россиию.
Группа представила именной список переселенцев:
30 марта 1870 г.