Оригинальная, преисполненная кавказских традиций Дивизия, сформировавшаяся в начале войны под командованием брата Государя Великого Князя Михаила Александровича, привлекла к себе многих интересных людей и поистине героев. Князь Радзивилл, бывший офицер Прусской армии, служил в рядах Черкесского конного полка. Владелец огромных имений и родственник нескольких правящих домов, он был поляк по крови, но в начале войны встал в ряды Русской армии, считая, что только Россия может дать его родине самостоятельность. Ротмистр Ингушского конного полка - Валериан Яковлевич Ивлев, седой и спокойный старик, был никто иной, как известный критик и знаток балета - редактор "Нивы" - Светлов. Он умер в глубокой старости, в эмиграции, в Париже.
Офицер постоянного состава Офицерской Кавалерийской Школы Наполеон-Мюрат - французский принц из департамента Сены, - как у него было написано в послужном списке, - служил помощником командира Ингушского конного полка. Правнук Неаполитанского короля и маршала - принц Напо*, - как его звали однополчане, отморозил себе в Карпатах ноги и остался на всю жизнь калекой. Он также умер в эмиграции, на юге Франции. По-русски он говорил плохо, хотя мать его была грузинская княжна - Дадиани.
Светлейший князь Георгий Грузинский - потомок царей Иверии, поступил в Ингушский конный полк добровольцем, из чиновников особых поручений при каком-то губернаторе. Будучи произведенным в офицеры, он стал полковым адъютантом. Как и большинство грузинских аристократов, он был глубоко предан России и считал себя русским не меньше Иванова или Петрова. Попав после революции и гражданской войны в Палестину, князь сделался объектом каких-то политических комбинаций англичан, имевших одно время тенденцию, воспользовавшись этим потомком грузинских царей, отделить Грузию от России. Князь Георгий, однако, наотрез отказался дать свое согласие на какие бы то ни было махинации, идущие во вред России, и умер в бедности, на скромной должности смотрителя военного кладбище в Иерусалиме.
Есаул Кучук-Улагай, командир сотни Ингушского конного полка, блестящий офицер, черкес по происхождению, по окончании войны сыграл видную роль в белом движении, а затем, попав в эмиграцию в Югославию, стал во главе движения в Албании в пользу короля Ахмета-Зогу, который сел на престол этой страны благодаря отряду из русских офицеров, сформированному в Белграде. В этом отряде Улагая служили и другие офицеры Туземной Дивизии, поступившие затем на албанскую военную службу. Албанский паспорт спас полковника Улагая в Лиенце при выдаче казачьего корпуса большевикам англичанами в 1944 году.
Вахмистр моей сотни Заурбек Бек-Боров, ингуш по происхождению, до войны служил полицмейстером в Ашхабаде. За какие-то административные превышения власти, после ревизии сенатора Гарина, он был отдан под суд, но бежал из-под стражи на Кавказ, а затем в Персию. Здесь тогда происходила гражданская война, в которой Заурбек принял участие и скоро стал во главе одной из сражавшихся армий. За все эти подвиги Бек-Боров был произведен в полные персидские генералы, но скоро принужден был покинуть свою армию и бежать вместе с шахом в Россию. Будучи в нелегальном положении разыскиваемого властями человека, Бек-Боров воспользовался амнистией, данной Государем горцам в начале войны, и поступил всадником в Туземную Дивизию, дабы заслужить прощение своей вины. К концу войны он был произведен в офицеры и закончил ее поручиком, несмотря на свои 60 лет. В полку одновременно с Заурбеком служили офицерами также и его два сына - ротмистр Султан-Боров, георгиевский кавалер, убитый на войне, и корнет Измаил, младший офицер той сотни, где отец был вахмистром. Из внимания к сыновьям старик, несмотря на свой вахмистерский чин, был принят у нас в сотенном офицерском собрании и сидел, по кавказским обычаям, согласно которому человека чтут по возрасту, а не по чину, на председательском месте.
Состав дивизии помимо старших командных постов состоял, как выше упоминалось, из офицеров всех родов оружия, переведенных в полки по собственному желанию и сохранявших те чины, в которых они служили в своих основных частях. Только при производстве в следующие чины, уже состоя в дивизии, все они получали чины по кавалерии. Таким образом в полках были ротмистры, корнеты, штабс-капитаны, подъесаулы, хорунжие и даже лейтенанты и капитаны второго ранга, как, например, мой однополчанин, офицер гвардейского экипажа Картавцев. Моряки же обслуживали и пулеметную команду дивизии в лице офицеров и матросов Балтийского экипажа, под командой лейтенанта Дитерихса.
Эту пеструю картину дополняла целая плеяда прапорщиков горской милиции, о которых я уже упоминал выше. В большинстве своем это были люди между 40 и 60 годами, по происхождению из почетных людей своих селений и аулов.
В каждой сотне их было по несколько человек, хотя в большинстве своем они ничем не командовали, будучи неграмотными и не зная кавалерийского строя. Их роль была служить отцами народа и быть посредниками между начальниками и всадниками, не понимавшими русского языка. Из прапорщиков милиции были любопытные типы, служившие еще в турецкую войну, причем все они поголовно были смелые и мужественные люди, пользовавшиеся большим уважением всадников.