II. О наказании
1. За отцеубийство сын ничем не ответствует; только всякий от него убегает, говоря, что он убил отца своего, поэтому он ни перед каким преступлением не остановится.
2. Родственника, убившего своего родственника, остальные родственники изгоняли из своей среды.
3. Родственники не имеют права силой удалить его, но предлагают ему удалиться добровольно; но если на это он не согласится, все остальные родственники проявляют к нему вражду и никто не встречается с ним.
Родственники, которые были уличены в воровстве у своих родственников, не подвергались изгнанию, но только остальные родственники принуждали уличенного во чтобы то ни стало примириться с потерпевшим родственником.
7. Жена, нарушившая супружескую верность, подвергалась изгнанию с отрезанием носа; если же муж не успеет отрубить носа, то с родственников жены взыскивалось в пользу мужа 3 лошади. Эти 3 лошади называются "3 барч", одна в 6 коров, одна в 8 коров и одна в 10 коров; и с нарушителя взыскивается то же самое.
8. Жена, нарушившая супружескую верность, ни за какие деньги не могла оставаться в доме мужа.
9. На виновного в изнасиловании и в покушении на это налагается взыскание тоже "3 барч", т. е., как сказано выше в 7 п., 3 лошади.
10. За убийство налагается кровная плата, а за поранение обычное примирение, но с уплатой за оскорбление.
11. Переход из одной веры в другую карается всеобщею ненавистью; говорят: "он изменил веру, и поэтому он изменит во всем и всякому". За кощунство и святотатство - то же самое.
12. Оскорблением могилы считается вынимание памятника, снятие с покойника савана и т. п.
13. За оскорбление могилы с виновных взыскивается 10 коров, и "уст-дяри", т. е. кусок шелковой материи.
14. Колдовство считается самым гнусным и худым делом.
15. За ложную присягу наказания не было, но всякий избегал встречи с ним, говоря, что он ложно присягавший.
17. За отсечение руки и ноги взыскивается 30 коров; за отсечение носа и уха и выколотив глаз, сверх этой платы, взыскивалась еще лошадь.
18. За отсечение пальцев на руках и ногах - 30 коров; за вышиб зуба - корова и овца; за повреждение губ и бровей - один котел араки и баран на угощение при примирении.
19. Плата за раны соображается смотря по величине раны и в какой части тела нанесены раны; измерение раны производит доктор, который и лечит рану.
20. За оскорбление гостя посторонним лицом взыскивается от 10 до 12 коров и "уст-дяри", т. е. бык и кусок шелковой материи, и это получал сам гость.
21. За вторжение в чужой дом без разрешения хозяина, если он перешел столб в комнате (в саклях бывали столбы для поддержания матки), взыскивается от 10 до 12 коров и уст-дяры.
22. За прикосновение к телу или платью замужней женщины взыскивается 3 барч, т. е. три лошади в 6-8-10 коров каждая, а девушки — 1 барч, т. е. 1 лошадь в 10 коров.
23. При словесных обидах, нанесенных при свидетелях и носящих характер обвинения, почетные старики стараются во что бы то ни стало примирить обидчика с обиженным; при неудаче примирить иногда дело кончается кровопролитием.
24. За простой увоз девушки взыскивается обыкновенный калым в 18 коров и, кроме того, за обиду - лошадь, несколько баранов и 3 р. на араку для угощения.
За похищение чужой жены взыскивается в пользу мужа с похитителя и с отца ее по 50 коров.
За растление взыскивается 3 барч (3 лошади в 6-8-10 коров
каждая).
25. За скотоложство взыскивалось в пользу хозяина 5.
26. За кражу коня взыскивалось 30 коров и конь; за быка -бык и еще 3 быка; за корову корова и 3 коровы; за кочкар - кочкар и 15 овец; за овцу - овца и 7 овец, за пчел - улей и 7 ульев.
27. Ответственность у чужеродца или у своего родича одинаковая.
В. Дж. Итониашвили. «Пережитки семейной общины в горной Ингушетии».
Состав семьи
Известно, что научное изучение семейных взаимоотношений, вместе с другими основными вопросами общественного быта, начинается со второй половины XIX в., когда этнография оформилась в качестве независимой научной дисциплины.
С этого же времени внимание исследователей привлекает и семейный быт кавказских народов. Большой интерес исследователей к изучению форм семьи был обусловлен длительно сохранившимся тут богатым фактическим материалом, который лег в основу многочисленных описаний и исследований. Этот материал по его опубликованию вышел за пределы Кавказа и превратился в достояние общей этнографии.
Вопреки т. н. "патриархальной теории", согласно которой человечество на протяжении своего существования знало якобы лишь моногамную семью и патриархальный строй, Ф. Энгельс в своем труде "Происхождение семьи, частной собственности и государства" обосновал, что до моногамной семьи существовала семейная община. Заслуживает внимания то обстоятельство, что при формулировании этого положения Ф. Энгельс обратил особенное внимание на Кавказ и использовал в качестве одного из своих источников труды М. Ковалевского, написанные последним именно на материале относительно семейного быта народов Кавказа. Данный факт свидетельствует о том, что кавказский этнографический материал сыграл важнейшую роль в исследовании проблемы форм семьи в свете общей этнографии.
Семейные взаимоотношения кавказских народов изучены с большей или меньшей полнотой; если, например, грузинскому семейному быту посвящены капитальные монографии, относительно соседней Ингушетии с этой стороны не существует даже труда последовательно описательного характера. Однако, несмотря на наличие столь резкого неравенства в разработке упомянутого вопроса, специалисты придерживаются одного определенного мнения. Каждый серьезный исследователь, занятый вопросами семейных взаимоотношений и знакомый с кавказским этнографическим материалом, без колебаний признает существование семейной общины в древнейшем прошлом кавказских народов. Вместе с тем среди компетентных советских этнографов не вызывает споров и то обстоятельство, что у народов Кавказа с развитием классового общества господствующей формой семьи стала индивидуальная семья, но рядом с ней спорадически продолжала существовать и сохранившаяся в виде пережитка семейная община.
Исследователи этнографии и истории Кавказа бесспорной истиной считают и тот взгляд, что среди древностей прочих видов, ранние формы семейной общины сохранились в горах лучше, чем в низменных районах. Указанное обстоятельство выявилось и на примере Грузии. Аналогичное положение замечается, вместе с другими уголками Кавказа, также и в Ингушетии, однако тут же следует отметить, что с точки зрения расселения историческая Ингушетия резко отличается от Грузии. Если грузины издревле проживали как в плоскостных, так и горных районах, и это дает возможность судить относительно специфики быта равнинных и горных грузин, на примере исторической Ингушетии возможность такого разграничения исключается.
До XVII в. ингуш был горцем, а Ингушетия - горной страной. Вся жизнь Ингушетии была приспособлена к естественно-экономическим условиям гор и, если так можно выразиться, характеризовалась "чисто горскими" признаками. Лишь после того, как Ингушетия начинает стремиться к равнинным районам, появились поселения плоскостных ингушей и на их быте отразились соответствующие изменения. Вследствие этого разница, наблюдавшаяся в быту горских и плоскостных ингушей, является результатом
воздействия нового времени, а не такой же традиционной, как разница, характерная для гор и плоскостных районов Грузии.
До переселения в низинные районы одной из характерных сторон социального строя горских ингушей являлся обычай проживания нескольких поколений единой семьей. Привлекает внимание то обстоятельство, что наряду с индивидуальной семьей, семейная община сохраняет свое существование в качестве этнографического пережитка и после массового перемещения этих общин с гор в низинные районы. Указанное явление хорошо видно как из отрывочных литературных данных, так и этнографического материала, собранного нами в 1963 - 64 гг.
Существование больших семей у чеченцев и ингушей отметил в конце XVIII в. Рейнегс. Каждая семья, писал он, с прадедовских времен живет нераздельно в одном доме и владеет им совместно. Наименьшая семья имеет от 5 до 10 боеспособных мужчин, другие - больше. Нередко численность одной семьи составляет от 40 до 50 душ мужского пола. Старший мужчина является главой семьи, и вся семья во всех семейных делах без возражений ему повинуется. Когда такая семья чрезмерно размножается, она делится.
Отдельные случаи проживания неразделенных семейств фиксированы в этнографической литературе также и со второй половины XIX в. С данной стороны в первую очередь обращают на себя внимание результаты путешествия Н. Харузина по Чечено-Ингушетии. Среди прочих случаев, он в 1886 г. лично видел и описал проживавшую в с. Каирахи семью, состоявшую из 27 членов. Исследователь тут же указал, что это не было редким исключением, поскольку "нередко можно встретить семьи, в которых живет до десяти взрослых мужчин".
Конечно, семья, в которой находилось до десяти совершеннолетних мужчин, представляла собой социальную единицу, объединявшую несколько поколений, а не индивидуальную семью, основанную на одной брачной паре.
По указанному вопросу интересный фактический материал привлекается известным исследователем ингушской этнографии Б. Далгатом.
Когда Б. Далгат пишет, что под одной кровлей проживали (и проживают) родители, дети, внуки и правнуки, этим он сообщает о факте нераздельного проживания четырех поколений. Однако он не довольствуется сведением общего характера и довольно подробно описывает состоявшую из 20-ти членов семью Тенкиевых, проживавшую в с. Кайрахи Мецхальского общества. Согласно описанию Б. Далгата предок Тенкиевых был Тинки, которого сменил его сын Парч. Старший из 4-х сыновей Парчи, Темирко был руководителем названной семьи, а хозяйкой являлась его жена Губи.
Б. Далгат заметил и то обстоятельство, что пищу для всей этой семьи готовили на общей кухне старшие по возрасту женщины, а мужчины и прочие женщины находились отдельно в различных помещениях дома.
Как видим, в одном и том же ингушском селении Н. Харузин установил случай проживания под одной кровлей 27-и членов семьи, а Б. Далгат описывает семью, состоявшую из 20-ти членов. Небезынтересно отметить, что факт нераздельного проживания семьи под одной кровлей засвидетельствован упомянутым автором не только в горной, но и низменной Ингушетии, он упоминает состоявшую из 40 членов семью Местоевых, которой руководил Муса, отец 5-ти женатых сыновей.
Правда, ни один исследователь нашего времени не написал специального труда относительно ингушских семейных отношений, но в процессе исследования других вопросов некоторые авторы касаются и семейного быта и считают семейную общину характерным компонентом ингушской жизни. Например, В. Христианович, касаясь форм землевладения, считает большую семью или дворовую общину экономической единицей, владеющей пахотной землей; при этом автор отличает дворовую общину от современной индивидуальной семьи.
В. Христианович критикует тех авторов, которые отождествляют ингушское семейное объединение с русским односемейным дымом. "В действительности же эти дворы, - указывает В. Христианович, - суть многосемейные хозяйственные организации, совершенно идентичные сербской задруге и носящие у социологов наименование дворовой или семейной общины, известной средневековой Европе, Византии и Востоку".
В подтверждение того обстоятельства, что для Ингушетии жизнь семейной общиной была характерна, В. Христианович, вместе с упомянутым выше, знакомит с позднейшими фактами, установленными в живой действительности на основе собственных наблюдений, которые отражают процесс окончательного распада пережитков семейной общины. В связи с этим он пишет: "В сел. Хай под одной кровлей и с общим очагом мы нашли одну хозяйственную организацию, состоявшую из трех родственных семейств. Только коровы и домашняя утварь числились в собственности отдельных семейств, двор же, очаг, рабочий скот, сенокосные участки (обычно и пашня, которой в Хае нет) оставались коллективной собственностью. Нам сообщили, что в 1920 - 22 гг. при выселении из Хая на плоскость четырех подобных же дворовых общин, из них образовалось при оседании на плоскости 16 односемейных дворов".
Процесса развития социальных отношений в Ингушетии и специфики семейного быта коснулся также Е. Крупнов, который использовал в качестве источника для своей концепции фольклорно-этнографические данные. Согласно его взгляду, в историческом прошлом ингуши жили родовыми общинами. С течением времени родовая община распадается и создается типичная патриархальная семейная община или большая семья, которая состояла из проживавших под одной кровлей нескольких поколений и сообща владела средствами производства. В качестве аргумента, подтверждающего существование в Ингушетии до позднейших времен таких семейств, исследователь использует приведенное выше сведение Н. Харузина и заключает: "До последнего времени можно было еще встретить в горных аулах "большие семьи", состоявшие из отца и 2 - 3 женатых сыновей с детьми, имевших общее хозяйство.
С самого же начала утвердившийся в этнографической литературе взгляд о существовании в Ингушетии семейной общины разделяется и в исследованиях ближайшего времени. С этой стороны в первую очередь следует отметить обобщающий труд (Народы Кавказа, т. I, M., 1960 г.), посвященный этнографическому изучению специально северокавказских народов. В соответствии с существующими литературными источниками, в отдельной главе относительно Ингушетии рассмотрены и семейные отношения, и одним из компонентов старого ингушского общественного быта принимается семейная община, сохранившаяся долгое время в пережиточной форме.
Правильность этого взгляда полностью подтверждает историк Е. Кушева. В своем интересном труде она отмечает, что в Ингушетии существовали семейная община и патронимия. Одним из подтверждающих это положение аргументов автор считает памятники материальной культуры - ингушскую башню и дом-крепость, предназначенные для проживания и самообороны упомянутой социальной единицы.
Аналогичной точки зрения придерживается А. В. Фадеев в работе, опубликованной в 1960 году. Ссылаясь на этнографические сведения, сообщаемые авторами XIX века относительно распада пережиточной формы семейной общины, основными причинами этого он считает развитие капиталистических отношений и частнособственнических тенденций. По справедливому замечанию автора: "Отходничество ускоряло разложение горской семейной общины и приводило к распаду большой семьи. Члены семей, уходившие на заработки, не хотели по возвращении делиться приобретенными имуществом или деньгами с теми, кто оставался в "большом доме". Вторгаясь в большую семью, частная собственность взрывала ее изнутри".
То обстоятельство, что в 60-х годах XIX в. не только в горной, но и низменной полосе Ингушетии сохранился обычай нераздельного проживания семьи под одной кровлей, выявлено в труде Н. Гриценко на основе архивных документов. Как пишет автор, "дым в то же время являлся только податной единицей, часто состоявшей из нескольких семейств, живущих одним домом. Там, где дым в 60-х годах состоял из одной семьи в 5 - 8 человек, земли приходилось больше, и, наоборот, там, где дым состоял из нескольких семей, земли на него приходилось в 2 - 3 раза меньше".
Из привлеченной выписки видно, что в одном случае исследователь считает налоговой единицей индивидуальную семью из 5 -8 душ, а в другом случае дым, состоявший из нескольких семей, объединенных под одной кровлей. Тут наше внимание привлекает то обстоятельство, что Н. Гриценко отличает друг от друга эти две единицы - большую и малую не только по величине и структуре, но и по названию. Малую единицу он именует семьей, а объединяющую несколько семей ячейку - дымом. Отсюда ясно, что Н. Гриценко считает семьей одну брачную пару или современную типичную индивидуальную семью. В таком случае остается непонятным, социальной единицей какого вида считает автор то объединение, которое он называет дымом. Если бы исследователь учел этнографические данные, он не затруднился бы сказать, что этот дым представлял собой сохранившуюся в виде пережитка семейную общину, поскольку последняя объединяла несколько брачных пар, а названное исследователем дымом объединение предстает единицей с точно такой структурой.
Как видно из рассмотренной выше литературы, относительно исследуемого вопроса до настоящего времени накопились немногочисленные, но достоверные сведения. Исследователи не ограничиваются общетеоретическими аргументами и в большинстве случаев используют в качестве источника для своих заключений фактический материал, собранный в этнографической действительности.
Уверенно можно сказать, что в соответствии с отражаемыми в литературе сведениями, существование в Ингушетии семейной общины не вызывает сомнений, однако, опираясь лишь на эти данные, было бы невозможно изучить формы семьи. Собирание этнографического материала во время экспедиции в Ингушетии ставило целью восполнение отмеченных пробелов.
В соответствии с разбросанными в литературе сведениями и записанным фактическим материалом, для нас теперь вполне ясно, что в горной Ингушетии наряду с индивидуальной семьей продолжали существование неразделенные семьи, состоявшие из 3 -4 поколений, как экономические единицы, управление которыми производилось в зависимости от пола и возраста, а организация труда основывалась на коллективном производстве.
На существование таких семей в первую очередь указывают народные предания и генеалогии отдельных семейств. С этой стороны засвидетельствованные нами факты являются более или менее полными. В одном случае сказитель знакомит нас лишь с приблизительным числом членов семьи и именем ее руководителя. Имеются и сравнительные конкретные данные, опираясь на которые становится возможным более или менее точно восстановить состав семьи.
Следует отметить, что имеющиеся у нас материалы в основном знакомят с обстановкой во второй половине XIX в. Мы записали и некоторые такие сообщения, которые недостаточно конкретны, но привлекают внимание своей древностью и указывают на традицию жизни большими семьями. Наконец, некоторые факты показывают, что пережитки семейной общины достигли даже до начала XX века.
Ввиду того, что существующая относительно Ингушетии литература испытывает недостаток в такого рода материалах, с целью сравнительно полной характеристики семейных отношений ниже мы коротко коснемся некоторых фактов.
Для установления состава семьи привлекает внимание предание о Чаниевых. Согласно этому преданию, по происхождению они чеченцы; их предок Чани со своими тремя сыновьями являлись хозяевами крупных овечьих отар и коровьих гурдов. Для ухода за скотом они нанимали нескольких пастухов, руководство которыми было доверено одному из сыновей Чана - Хучбару. Как сообщает предание, во время одного из столкновений с пастухами соседних животноводов Хучбар убил 9 человек. Опасаясь ожидаемой кровной мести, он укрылся в ингушском селе Пялинг и с целью сокрытия своего преступления, принял имя отца в качестве фамилии.
Начиная с описанного инцидента, сказитель Тесбат Тепцович Чаниев (род. в 1885 г.) насчитывает в упомянутой выше фамилии 14 поколений. Из них он вспомнил лишь 11 имен в следующей последовательности: Чан-Хучбар-Итир-Чан-Итис-Пилк-Ларшак-Готек-Хусар-Тепц-Терсбот.
Как отметил сказитель, в этой генеалогии имена эпонимов пропущены от Чана до Готека, после которого имена предков поколений установлены в точной последовательности. А для нас именно эта последняя часть генеалогии имеет существенное значение, поскольку Готек являлся представителем второго поколения от Хучбара и был руководителем той неразделенной семьи, которая, кроме женщин и детей, насчитывала 30 трудоспособных мужчин.
Когда в пору зрелости входило уже четвертое поколение, произошел раздел на три семьи. Во главе их стали сыновья Готека - Хусар, Умах и Артах.
Вместе с руководителями новой семейной общины сказитель перечислил и имена мужчин последующего поколения, однако вместо 30-ти он вспомнил имена лишь 17 трудоспособных мужчин и в конечном результате мы получили неполную схему семейной генеалогии (см. схему 1).
Некоторые сведения о порядке неразделенной жизни сохранились в существующих народных преданиях относительно фамилии Гагиевых, из которых видно, что название этой фамилии произошло от его эпонима - Гаги. Написанная рукой Килара Гамишовича Сафралиева (род. в 1882 г.) генеалогия, с которой мы ознакомились в семье сказителя, насчитывает от Гаги до настоящего времени 14 поколений. Сам Килар является представителем 12-го поколения (схема II).
Как отметили сказители, в этой фамилии обычай проживания большими семьями утвердился издревле. Для описания истории таких семей на той или иной ступени ее развития в настоящее время установить конкретный материал невозможно, однако потомству известно, что их далекий предок Гаги со своими тремя сыновьями и внуками проживал в конце села Таргим, на правом берегу р. Ассы. Предание сообщает и о том, что проживавшая под руководством Гаги семья включала 25 душ, жилищем являлся сохранившийся до настоящего времени в виде развалин "Гаги - Гlалаш".
Согласно преданию, руководителем одного из неразделенных семейств был также Арчхо, с именем которого связано более позднее название селища, "Гаги -Гlалаш" - "Арчхо-Гlалаш". Если выстроенное Гаги жилище раньше упоминали под его именем, последующее поколение связало это название с непосредственным эпонимом - Арчхо.
Существование большой семьи в этой фамилии связано и с именем второго Гаги, упомянутого в генеалогии и отмеченного в схеме в качестве представителя пятого поколения. Предание сохранило и имена проживающих вместе с ним 4-х сыновей. Между прочим интересно, что сыном старшего из этих четырех сыновей - Балха - был Сафрали, эпоним Сафралиевых, выделившихся из фамилии Гагиевых; в свое время упомянутый Сафрали руководил семьей, остававшейся неразделенной до 4-го поколения. К сожалению, сказитель не смог ознакомить нас ни с полным составом этой семьи, ни с ее экономическим бытом. Поэтому мы довольствуемся схемой, составленной в соответствии с существующими возможностями (схема III).
Такая же неполная схема, согласно преданию получилась и относительно нераздельно проживавших в селе XIapпe Джайрахского ущелья Ганиза, Оазонга и Арапхана Матиевых. По информации Магомеда Садулаевича Матиева (род. в 1910 г.), мы восстановили лишь имена потомка Ганиза (схема IV), но, несмотря на это, все же ясно видно, что семья проживала неразделенной до трех поколений и была достаточно многочисленной.
Неразделенным до третьего поколения проживало также одно из семейств Цицкиевых в селе Эбан Джайрахского ущелья. Эта семья оставалась неразделенной, когда переселилась в "Длинную долину" (схема V).
Примечательно, что первородной фамилией Цицкиевых считается находящееся в ущелье р. Ассы село Таргим. родоначальником представляется Наьрт, потомство которого насчитывает 15 поколений. От Наьрта на восьмом поколении находится эпоним Цицкиевых - Цицк, имевший четырех братьев: Марзахана, Цейхаша, Хука и Харси. Все пятеро братьев жили нераздельно вместе со своими сыновьями и внуками.
В селе Эбан Джайрахского ущелья проживает переселившаяся из села Таргим одна часть Цицкиевых, которая за последнее время перемещается в "Длинную долину", а вторая ветвь перебирается на житье в Балта (схема VI).
Сказителю Магомеду Муртазовичу Цицкиеву (род. в 1900 г.) известно из предания, что в селе Эбан нераздельно проживало потомство сначала Хаши, а затем Олоза. Имена других он не помнит, однако слышал от предков, что семья Хаши состояла из 27 - 29 душ и под одной кровлей проживали три поколения.
После смерти Хаши семья разделилась. Руководство одним из новых семейств досталось Олозу Хашевичу. Как видно из схемы, Олоз имел 4-х сыновей и 3-х дочерей. Сестры уже были замужем, а братья женаты, когда второй сын Олоза - Анзор выделился из общей семьи и переселился в село Балта. Братья Анзора до 1910 г. продолжали жить под одной кровлей в сел. Эбан. В момент раздела эта семья насчитывала 37 душ. К сожалению, сказитель смог вспомнить потомство лишь Бибота (схема VI).
В 1910 г. семья разделилась на три части. Вследствие переселения из села Эбан и Балта, весьма скоро каждое из этих семейств также расчленилось. Выделившаяся под руководством Бибота семья со своей стороны разделилась на четыре части; в числе их Хоуд умер бездетным, а остальные три брата образовали свои независимые семьи. Традиция проживания большой семьей характерна и для прошлого других ингушских фамилий. Об этом долго сохранившемся в быту горцев обычае рассказывает Ибрагим Дзамоевич Барахаев (род. 1867 г.). По его сообщению, в селе Мецхал под одной кровлей проживали братья Катиевы: Гатала (бездетный), Арпи (со своими тремя сыновьями Хандар, Тиби, Джамбот) и Мутукх - с тремя сыновьями (Хадис, Бегбот, Джинал). До раздела семьи детей имели Джандар, его дядя и двоюродные братья. Неразделенное проживание продолжалось и в следующем поколении этой семьи. Когда сказитель ушел с гор, там еще продолжалось проживание под одной кровлей семьи из 15-ти душ под руководством Хьовди.
По сведениям же сказителя, семья Барахоевых, переселившаяся в 1917 г. из села Фылхын в Назран, состояла из 16 душ. Вместе проживали отец сказителя Зама со своим двоюродным братом Темуркъо. Сказитель не смог вспомнить имен детей Темуркъо; что же касается Дзамоя, он имел 6 сыновей (Кахарма, Меелора, Садала, Баадал, Ибрахима, Мурцала) и 2 дочерей (Зальбика, Паьтамат).
Интересные сведения о существовании обычая совместного проживания всей нераздельной семьи сохранились в истории Цуровых. По сведению Арцхо Исааевича Цурова, из Таргима в Джайрах перебрались на житье предки Дуровых - отец с 5-ю сыновьями. Из них четверо братьев были объединены в г1аьр (дружина). Самый младший из этих пяти братьев отказался участвовать в набеге. Однажды при нападении на хевсур с целью грабежа все четверо участников "набега" погибли. От оставшегося в живых брата и идут Дуровы. Это народное предание относительно неразделенного проживания пяти братьев также показывает традиции семейно-общинного быта.
Такое же сведение о неразделенном совместном проживании, но в значительно более позднее время, было удостоверено и в отношении фамилии Шоухаловых. Тут мы имеем в виду установленный в селе Беини факт совместного проживания под одной кровлей Майри Шоухалова, его пяти сыновей (Мурцал, Ама, Байсолта, Вокхсаг, Са) и внуков.
Как на раннем этапе развития, так и в более поздние времена проживание большой семьей было характерным явлением в семье Оздоевых. Сельмурза Мусаевич Оздоев назвал эпонимы нескольких поколений этой фамилии (схема VII).
Наименованные сказителем лица (Кори, Мезел, Криги, Солом, Гири) являются руководителями семейных общин. Однако, если сказитель в начальной части генеалогии знакомит нас лишь с руководителями семейных общин, он сравнительно лучше знает последующий этап прошлого Оздоевых, когда вместо Гири руководителем семьи становится его сын Х1ожакъо (прадед сказителя). У Х1ожакъо было трое женатых сыновей, которые после смерти отца вновь продолжали жить одной семьей под одной кровлей, под руководством старшего брата - Муса. Через несколько лет после смерти Х1ожакъо они разделились на три семьи, когда ныне столетнему сказителю было всего 7-8 лет. Сельмурза ознакомил нас с составом своей семьи, которой после раздела вновь руководил Муса. Как отмечено на схеме, Муса имел 5 женатых сыновей. Эта семья долгое время оставалась неразделенной. Она разделилась лишь в 1924 г., при переселении с гор на равнину. В это время семьей руководил Сельмурза (сказитель), т. к. Муса уже не было в живых.
То обстоятельство, что в старину в Горной Ингушетии существовал обычай проживания большими семьями, хорошо виден и в преданиях, касающихся проживающих в селе Хули фамилий. Как сообщил сказитель Джибраил Кахармович Илиев (род. в 1890 г.) тут издревле обосновались четыре семейства аборигенов: Чахки-тейпа, Бордзу-тейпа, Хадзи-тейпа, Или-тейпа. Относительно того, что они в свое время пришли из других мест, тут никаких сведений не сохранилось. Из рассказов предков сказитель знает лишь то, что по своему социальному положению все четыре фамилии принадлежали к среднему состоянию - "йкъера наькъе". Вместе с тем жители села Хули хорошо знают, что название каждой из упомянутых фамилий непосредственно вытекает из названия эпонимов. В связи с этим устанавливаются следующие имена предков: Чахк, Бордз, Хадз и Или.
В настоящее время фамилия Чахки-тейпа включает 8 дымов. Бордзу-тейпа 3 дыма, Хадзи-тейпа 2 дыма, а Или-тейпа 42 дыма. С этой стороны иное положение установлено для конца прошлого века. Во времена молодости сказителя первая из этих фамилий включала 20 дымов, вторая - 10 дымов, третья - 15 дымов, а четвертая - 30 дымов. Такое резкое изменение численности населения последовало за процессом массового переселения с гор в низинные районы.
Как в соответствии с современными данными, так и материалами времен молодости сказителя, в селе Хули господствует обычай проживания малыми семьями. Тамошний житель может вспомнить лишь единичные случаи, которые указывают на существование большой семьи в пережиточной форме. Зато все хорошо знают, что по преданиям предков в селе Хули в далеком прошлом стояли всего 4 дома-крепости и в каждом из них неразделенной семьей проживала та или другая из упомянутых выше 4-х фамилий. К сожалению, не представляется возможным описать ни одну из ранних 4-х семейных общин. Фактический материал постепенно исчез из памяти последних поколений. До нашего времени сохранился лишь тот материал, который отражает позднейшую обстановку. С этой стороны интересное сведение сообщил сказитель относительно семейной общины, которая в пережиточной форме сохранилась до начала нашего века, и одним из членов которой был сам сказитель. Согласно составленной нами схеме, численность этой семьи достигала 53-х душ и включала три поколения (схема VIII). Однако к моменту раздела, по предположению сказителя, вместо 53-х душ в семье числилось до 40 душ, т. к. часть женщин к этому времени уже вышла замуж, а некоторые члены семьи умерли. Схема не дает вполне точной картины вследствие и того обстоятельства, что сказитель не смог вспомнить имена невесток названной семьи. Однако даже из упомянутых данных ясно, что семья объединяла 3 поколения и была достаточно многочисленной. Засвидетельствованное в селе Хули положение характеризует сохранение до позднего времени традиции проживания большой семьей. Описанному явлению аналогичным является и факт, фиксированный нами в селе Беини. По сведению Касирады Хадисовны Мурзабековой (род. в 1903 г.), в Беини неразделенной проживала семья, хозяйкой которой являлась сама сказительница, а руководителем семьи был ее муж Кэди. Легко представить, с каким поздним явлением имеем дело и как длительно сохранились традиции семейной общины там, где родившаяся в 1903 г. женщина являлась хозяйкой такой семьи.
