Воспитание детей. Детские игры.
По теме воспитания вайнахского народа до настоящего времени специальных исследований, монографий не имеется. В то же время этой темы касались многие дореволюционные и советские исследователи: Ф. И. Леонтович, Н. Ф. Дубровин, Н. Ф. Грабовский, В. В. Сокольский, Н. Н. Харузин, Л. П. Пасынков, Я. С. Смирнова, В. Д. Итонишвили и др.
В условиях дореволюционной Чечено-Ингушетии здесь господствовало полунатуральное хозяйство и патриархально-феодальный быт, каждая семья стремилась иметь много детей. Счастливой считалась та, в которой было десять и более детей. Хорошими пожеланиями считались: «Да будет у тебя семеро сыновей», «Пусть много сыновей у тебя вырастет». «Иметь детей считалось большим счастьем, а неимение — несчастьем и наказанием божьим», — говорил Б. Далгат.
Благополучием семьи считалось наличие большого количества детей мужского пола. Женщина сама нуждалась в защите со стороны отца и брата. Она не была и материальным производителем. Этим объяснялось нежелание иметь большое число детей женского пола. Это заключение косвенно подтверждалось и анализом этимологии женских имен: «Цаэш» — «Не нужна», «Тоийта» — «Хватит, достаточно», «Сацийта» — «Остановись», «Прекрати». Такие имена давались, когда в семье рождались одни девочки или много девочек. В семье, где есть мальчики, рождение девочек тоже было событием радостным. Об этом свидетельствуют, например, такие антонимы, как «Дашув» — «Золото», «Кхокх» — «Голубка», «Бирлянт» — «Бриллиант». Когда в семье дети умирали или их рождалось мало, им давали имена: Ваха (мужской пол), Яха (женский пол), что означало «Живи», или Вахит (мужской пол), Яхита (женский пол) — «Чтобы жил (жила)» или «Пусть живет».
Матери, не имеющей дочери, или сестре, не имеющей сестры, сочувствовали. Так, йо I йоаца нана а, йиша йоаца йиша а, къа долаш ба — говорят в народе и поныне.
Рождение ребенка мужского пола было радостным событием в семье. Дети 7—10 лет при первом сообщении о появлении ребенка бежали, обгоняя друг друга, чтобы первыми сообщить приятную весть ближайшим родственникам и соседям. Маленьких «гонцов» вознаграждали за сообщение (деньги, подарки, угощение и т. п.) — в зависимости от того, что значило для них это сообщение о появлении продолжателя рода.
Затем приходили родственники (близкие, далекие), соседи с поздравлениями и угощениями (куры, пироги, чIаьпилгаш и т. п.), с пожеланиями: «Да будь он (новорожденный) семи братьям брат, вашей защитой и опорой» и т. п.
Затем семья, в которую вселилось торжество, готовила званый обед для гостей, а в некоторых семьях проводили религиозный об ряд — мовлат (инг.). А отдельные состоятельные семьи организовывали скачки с призами для победителей, в которых принимали участие все желающие наездники не только из села, но и всей округи.
Наречению ребенку имени придавали большое значение. Имя пытались подобрать известного человека в селе, во всей Чечне или Ингушетии. Считалось, что новорожденный должен быть таким же прославленным или храбрым, уважаемым в народе за добродетели.
Кроме того, с введением мусульманской религии вайнахи ста ли нарекать своих детей именами из священнописания, то есть именами святых: Хасан, Хусейн, Мухамед, Саид, Петимат, Хава и др. О наречении детей именами у ингушей Н. Ф. Грабовский пи сал: «У ингушей нет раз и навсегда установленных имен для наречения новорожденных. Чаще всего в этих случаях даются магометанские имена, но иногда ингуш любит назвать своего ребенка каким-нибудь предметом, как например: Борз (волк), Оалхазар (птица), Наж (дуб), Тепча (пистолет) и т. д. Затем ингуши охотно дают имена в честь каких-нибудь уважаемых людей, не исключая русских...». Детям с раннего возраста прививали уважение к родителям. Народная мудрость гласит: «Выученное в молодости, как написанное на камне». Им внушали, что повышать голос на родителей и проявлять неповиновение — большой позор перед обществом, родственниками, большой грех. «Дети, как мужского пола, так и женского пола, несмотря на возраст их находятся в полной зависимости от своих родителей, как от отца, так равно и от матери. Они должны во всех отношениях им повиноваться со смирением и глубочайшим почтением, принимать всякое от них приказание, безропотно исполнять их и без сопротивления терпеть всякое наказание от своих родителей», — писал Ф. И. Леонтович.
Образец поведения родителей, их семейный образ жизни, характер взаимоотношений между ними оказывают большое влияние на образ жизни молодых. Поэтому родители всячески, поддерживают авторитет друг друга перед детьми. В случае расхождения мнения между собой родители выясняли его без присутствия детей. Поэтому дети высоко чтили своих родителей. Их слово для детей любого возраста было законом. Недаром в народе говорят: «Со смертью матери с груди сына и дочери падает ароматный цветок». Такое воспитание неизбежно порождало верность традициям, стремление пользоваться в своем поведении готовыми нормами и образцами. Об этом свидетельствует и устное народное творчество вайнахов: «Пусть не родит мать вероломного сына. Если родится — пусть не вырастет, чтобы топтать эту землю. Вероломства сына лучше — блудливая дочь. Пусть мать не родит сына без достоинства, а если родится — пусть не проживет, пока лепешка спечется. Если по своей судьбе он все-таки вырастет, пусть смерть его постигнет...».
Как уже отмечалось выше, многодетная семья считалась идеалом, а воспитательные функции были важнейшими функциями в семье.
Трудовая деятельность в вайнахской семье служила арсеналом воспитательных средств, а воспитание не являлось специальным процессом. Нормы поведения и взаимоотношений членов семьи определялись половозрастным признаком. Младшие члены семьи не должны были разговаривать со старшими сидя, если те стоят. Особенно это соблюдалось между не членами семьи, В соответствии с этим в Чечено-Ингушетии, как и вообще на Кавказе, самым большим уважением пользовались пожилые люди и, прежде всего, глава семьи. «В семейном быту вайнахов была характерной согласованность действий старшего с мнением совершеннолетних членов семьи», — читаем мы у доктора исторических наук В. Дж. Итонишвили.
Таким образом, в конце XIX — начале XX в. у вайнахского народа основным типом семьи в плоскостной части Чечни и Ингушетии была малая, двухпоколенная, индивидуальная семья — «дезал» (инг.), «доьзал» (чеч.). Но в ней преобладали еще такие черты большесемейной общины, как приоритет мужчины, являвшегося главой семьи и распорядителем имущества. Особое покровительство мужского пола объяснялось, как отмечалось выше, что они — кормильцы семьи, продолжатели рода, защитники страны. «Мальчик — будущий мужчина и боец, продолжатель рода», — отмечал А. Бергер.
Воспитание у вайнахов носило народный характер. Еще К. Д. Ушинский отмечал: «Есть одна только общая для всех прирожденная наклонность, на которую всегда может рассчитывать воспитание: это то, что мы называем народностью».
Народная педагогика вайнахского народа отличалась гуманностью методов воспитания. Основными методами воспитания были, как уже отмечалось, методы убеждения, внушения, личный пример.
Вайнахи стремились всесторонне воспитывать своих детей: умственно, физически, нравственно, эстетически, прививать им любовь к труду, хотя условия жизни для такого воспитания были крайне ограничены. Так, вайнахи глубоко почитали умственно развитых людей. К такому ходили советоваться. Умным считали умудренного жизненным опытом человека, старшего в роду, семье или образованного в силу своих возможностей — в городах или у аталыков.
Родители внушали своим детям, что у таких людей надо учится, перенимать их умение, их советы («хIаькъал хIаьэца хьайна») и мудрость, учиться мудрости, то есть поступать мудро.
Одним из элементов системы воспитания в состоятельных семьях ингушей был обычай отдавать детей на воспитание в чужие в социально-экономическом отношении семьи, стоящие ниже их семьи (аталычество). Лишь отдельные состоятельные семьи, имеющие необходимые связи, могли отдать своих детей в русские, кабардинские, черкесские семьи. Отдавали главным образом мальчиков (7—14, 15 лет).
Редко, но практиковали и отдачу девочек в возрасте 10 лет. Полевой материал свидетельствует о том, что девочек отдавали лишь в семьи, с которыми имелись родственные связи.
Широкого распространения в Ингушетии аталычество не получило в силу неглубокой социальной дифференциации народа, а в Чечне оно вообще не было распространено. Оно и проникло в Ингушетию лишь во 2-ой половине XIX в. и было заимствовано у соседних кавказских народов. Об этом свидетельствует Б. Далгат: «Аталычество или обычай отдавать ребенка своего на воспитание в чужой род, вдали от Родины, столь часто практиковавшееся у ...черкесского племени, кабардинцев, пограничных с ними осетин и кумыков, также совершенно чуждо настоящим горным обитателям Чечни. Зато плоскостные ингуши и чеченцы заимствовали этот обычай у соседей и посылали иногда своих детей к кабардинцам и кумыкам, как к более культурным народам, на воспитание».
Пример воспитания ингушских детей дает нам полевой материал. Так, ингушский революционер Иналук Гайтиевич Мальсагов учился и воспитывался в русской семье; Гапур Ахриев и его старшие братья воспитывались в семье русского врача революционера-демократа К. В. Борисевича.
Аталыки учили вайнахских детей грамоте, этике, поведению в обществе. Практиковалась у ингушей отдача одного из детей на воспитание или на постоянное жительство ближайшему родственнику, бездетному брату, дяде, сестре, которые материально были более обеспечены. Тем самым родители обеспечивали своего ребенка лучшей долей и одновременно оказывали помощь родственнику, не имеющему потомства.
В этом случае дети признавали своими родителями приемных отца и мать и продолжали их род. Передача на воспитание ребенка никакими специальными обрядами не сопровождалась. Лишь новая семья, куда переходил ребенок, готовила праздничный обед, в котором родители ребенка могли принять или не принять участие.
Формы усыновления и воспитания детей выполняли главным образом несколько функций: взаимопомощи, взаимоподдержки, коммуникации и воспитания.
Следовательно, и аталычество и усыновление детей более обеспеченными семьями способствовали умственному, физическому, нравственному и эстетическому воспитанию.
Об умственном развитии, смекалке молодежи часто судили и по ее участию в вечеринках, на свадьбах, где она собиралась, веселилась, устраивала танцы, «зоахалол» дувцаш (сватовство девушек). Это были признанные обществом встречи и развлечения молодежи. Хотя «зоахалол» имел лишь развлекательный характер, аллегорические вопросы, ответы, дискуссии, притчи, которыми сопровождался «зоахалол», поведение в это время девушки или молодого человека позволяли судить об их уме, сообразительности, находчивости, чувстве юмора и личностных качествах.
Наиболее удачные вопросы и ответы «зоахалол» становились известными на все село и даже за его пределами. Так, наш полевой материал свидетельствует, что некий молодой человек задал девушке вопрос: «Как ты определишь связь между глазом и ухом?». Ответ девушки удовлетворил всех присутствующих и был высоко оценен. Она ответила: «Не говори об услышанном, если твои глаза этого не видели».
Родители и их дети уважали смекалистых, находчивых, остро умных людей. На молодежных вечеринках для поддержания беседы с друзьями юноши и девушки придумывали головоломки, за гадки, изречения.
Трудовое воспитание у ингушского народа являлось основой всех направлений воспитания. Праздность, безделье, как отмечалось выше, осуждались в народе. Дети сызмальства привлекались к участию в хозяйственной деятельности, в процессе которой и осуществлялось трудовое воспитание. Мать рано привлекала девочек к домашнему хозяйству.
Уже к 7—8 годам девочке регулярно поручалось прибрать в комнате, во всем доме, подмести двор, ухаживать за младшими детьми. В 9—10 лет она мыла пол, убирала посуду, кормила птицу, носила воду из колодца. В 11 —12 лет — стирала белье младших братьев и сестер, поила скотину. В 13—14 лет девочек учи ли этикету, необходимому для соблюдения в гостях и семье, обучали шитью, вышиванию, приучали готовить несложные блюда.
До 9—10 лет воспитанием мальчиков занималась мать, затем — отец, дедушка. С этих пор мальчиков приучали к трудоемким работам — они ездили со старшими на мельницу, в лес за дровами, копнили сено, участвовали в уборке урожая. Им поручалось выгонять скот на пастбище, пасти его в течение дня, ухаживать за лошадьми, кормить, купать их на речке.
Карликовые земельные участки, расположенные на склонах гор и усеянные камнями, суровые условия природы требовали от горца нечеловеческих усилий, тем более, что орудия труда были несовершенными. Все это заставляло горца физически развивать своих детей, особенно детей мужского пола. Это отразилось и в народном фольклоре: «У кого летом не вскипит в голове мозг, у того зимой не будет кипеть в котле». Или: «У пастуха, рано встающего, овца родила двух ягнят»; «У чабана, что до зари встает, отара приносит двойной приплод»; «У лисы снующей полон был живот»; «Хвост облез у волка, что в норе сидит весь год».
Совершеннолетие для юноши наступало в 15— 16 лет, когда ему поручалось выполнять трудоемкие работы. Он мог носить оружие и, по адату, вступать в брак. Актом совершеннолетия являлся приход (приезд) его к матрилинейному дяде с подарком, который дарил ему коня. Этот акт позволял юноше отныне обращаться с дядей как с равным, сидеть, говорить с ним как взрослый со взрослым.
Для девочек этот возраст наступал раньше — в 14 лет. В этом возрасте ее можно было сватать. В доме, где имелась девушка на выданье, ворота двора до поздней ночи должны были быть настежь открытыми.
Физическому развитию и воспитанию детей и особенно мальчиков вайнахи придавали большое значение в силу указанных выше причин. Этого требовала прежде всего необходимость защиты своего отечества, села, родичей, а также существующий среди вайнахов обычай кровной мести.
К физическому воспитанию относились: верховая езда, борьба, прыжки, метание камней, дротиков, копьев и пр. Отец или старший брат рано начинали обучать сына (брата) верховой езде, с тех пор, когда он стал держаться в седле. В юношеском возрасте они могли принимать участие в конных состязаниях.
Ежегодно в весенне-летнее время на окраине села молодежь устраивала конные состязания. Об их организации гонцы извещали жителей близлежащих сел.
Юноши к ним готовились заблаговременно. «Смелые наездники приучают своих лошадей бросаться с утесов и с крутых берегов рек, не разбирая высот оных. Такой отчаянный навык, подвергавший всякий раз жизнь седока-джигита вместе с лошадью видимой опасности, нередко спасает от опасности попасться в руки неприятеля при случае близкой погони», — пишет С. Броневский.
Такое воспитание прививало мальчикам любовь к ездовому спорту, закаляло их, воспитывало у них мужество, волю. «Западного человека прежде всего у кавказца удивляет живость его нескованной ритмики, его пластическая подвижность, его любовь к борьбе, к конским ристалищам, к метанию дротиков, его умеренность в пище, любовь к свободе, к быстроте перемещений, его кочевые склонности обожествлять солнце и коня, самое быстрое в видимом им мире светило и самое быстроногое животное», — пишет Л. П. Пасынков. Подростки мужского пола часто в свободное время устраивали состязания, в которых они пробовали свои силы, выносливость, храбрость и изворотливость. Старшие братья, а иногда и отцы, провоцировали подобные состязания подростков мальчиков. Они становились свидетелями таких игрищ и оскорблялись за побежденных сыновей, давали им дельные советы, необходимые в состязаниях. «У чеченцев мужчина (как и у ингушей. — Ф. К.), наблюдая драки подростков, хвалит победителя и дразнит побежденных», — пишет советский этнограф Я. С. Смирнова.
Физическому воспитанию и закаливанию детей способствовали такие игры, как «гIолг» — альчики, «бургац» — мяч, «кулл» — деревянные остроконечные палочки, «адар» — состязание в беге, «кIалтохарг» — борьба (уложить на лопатки), «кхувсавалар» — прыжки, «говраш хахкар» — конный спорт, «Iад» — стрельба из лука, метание камней, фехтование на шашках и кинжалах, гонение волчка из коровьего рога на льду — «маркъилгаш», соревнование кто выше полезет на дерево или столб, поднятие тяжелых камней на высоту, катание на санках — «соалоз» и самодельных лыжах — «когсоалоз» и др. «Военные игры кавказцев, как решительно у всех народов земного шара, — порождение инстинкта самозащиты, обороны, а не нападения. Примерные игры вырабатывали боевой опыт, их ритм», — писал Л. П. Пасынков. Такие игры с раннего детства закаляли детей, воспитывали их сильными, ловкими и волевыми. Народная поговорка гласит: «Кто последнее отдаст, — тот щедр, а кто чем попало ударит, — тот храбр».
К юношеским конным состязаниям готовились и девушки. Они интересовались ходом состязаний и их результатами. Для победителей готовили подарки, вышивали носовые платки, шили «байракхаш» — флажки из шелка. Девушки из состоятельных семей шили, кроме того, пуховые башлыки «палчакхаш». Девушки вместе с братьями ездили на эти состязания, где от их имени победителям вручались награды. Для каждого молодого человека такой подарок являлся символом его большого успеха среди девушек, и не было высшей награды и радости для него.