Теперь мы обращаемся к самому, пожалуй, главному вопросу - положению детей в генетических представлениях вайнахов. Вайнахской традиции присущ настоящий культ достойного потомства. В древности у орстхойцев, судя по нартскому эпосу, существовал обычай, известный еще у спартанцев: после проверки вялых, с какими-то пороками новорожденных бросали со скалы.
В истории вайнахской культуры есть поразительный факт, характеризующий общественный контроль за здоровьем новорожденных и матерей. Этот факт нам стал известен благодаря материалам ингушского этнографа Албаста Тутаева (1871—1941), с которым меня любезно познакомил Салман Озиев. Тугаев установил, что в одном из галгаевских (ингушских) сел — Таргиме в древности существовал общественный родильный дом. Он находился у реки. Его помещения состояли из часовни, кухни, родильной комнаты, туалета. Там было организовано дежурство постоянной акушерки. Всего в родильном доме помещалось до 8 рожениц. (Опять мы встречаем "женскую" восьмерку.) Ночью комнаты освещались свечами, воск для которых женщины должны были приносить с собой. После родов женщины находились там в течение трех дней. Все основные расходы по их содержанию несло общество. Новорожденного осматривал жрец, который после этого благословлял ребенка.
Рожать дома у себя запрещалось под угрозой штрафа. Однажды была организована комиссия, которая изучала проблему родов в своем и в родильном доме. Дети, одновременно родившиеся у двух женщин в своем доме и у двух - в роддоме, были рассмотрены комиссией через три месяца после рождения. Дети, родившиеся дома, были нездоровы: девочка косила обеими глазами, из уха шел гной, у мальчика были на теле прыщи. Оба ребенка много плакали. Дети из роддома были полными, красивыми и смеялись. О проверке было объявлено по всем горным аулам.
Предание связывает существование таргимского родильного дома с эпохой христианского храма Тхаба-ерды (ХП в.), в котором комиссия проверяла детей. Несомненно, что в таком выдающемся явлении, каким был таргимский родильный дом, слились воедино два исторических потока: христианство с его идеей рождения Спасителя вне дома и самые глубокие структуры вайнахской культуры выживания и биоэтики.
До сих пор у чеченцев и ингушей носители наиболее прочной народной традиции, отвечая на вопросы этнографа о смысле жизни, говорят: "Живем ради достойного потомства". Причем понятие "жизнь для будущего" у вайнахов буквально означает "жизнь для потомства".
Русской путешественнице А.И. Россиковой, побывавшей в конце прошлого века в Чеберлое, удалось записать такую историю. В какой-то ситуации родоначальник, пользовавшийся почетом, велит везти себя ночевать куда угодно, но только туда, где не будет людей сильнее его. Его привезли в дом, где были только дети. Он сказал: "Просил же я не везти меня сюда". И объяснил: "Дети сильнее меня, я не могу отдавать им приказания".
Институт родства для вайнахов - это не только один из видов социальной связи. Это целое мировоззрение, отправной момент человеческого бытия. Конечно, это не исключительное явление и нечто похожее существует и у других народов Кавказа. Но только в полевой экспедиционной работе среди чеченцев удалось записать пословицу "Без детей родства не бывает". Здесь родство — уже не социальная связь, а средство продолжения человеческого рода.
С точки зрения изучаемой нами чеченской культуры, на детях сосредоточены все усилия взрослого человека — и женщины, и мужчины. Для многих стариков, носителей исконной чеченской традиции, волк — символ не хищности и агрессии, а преданности потомству: уходящий далеко от своего жилья, измученный в поиске добычи, этот зверь живет для своего потомства. Установка культуры на поддержание детской жизни сказалась особенно показательно в начале 1930-х годов во время голода на Украине. Тогда в благодатную Чечню хлынул поток беженцев. Среди них оказалось много детей-беспризорников. Эти дети были распределены в чеченские семьи, усыновлены и удочерены, получили чеченские имена. Так, отец чеченского писателя Ахмада Сулейманова привез в свое село Алхазурово семерых беспризорных из Грозного. К высылке 1944 г. русские и украинские дети-приемыши выросли и разделили судьбу народа, ставшего для них родным. Многие из них образовали совместные семьи с чеченцами.
После возвращения из высылки в Чечено-Ингушетии явно проводилась политика поощрения интернациональных браков. В них самих не было ничего экстраординарного, если бы этот интимный институт не был бы поставлен на службу интересам партийной номенклатуры. Десятилетия советского строя затушевали, но не ликвидировали тенденции среди верующих мусульман Чечено-Ингушетии брать жен из мест более раннего распространения ислама: у ингушей — среди чеченцев, а у них — среди кумыков, аварцев и других народов Дагестана.
Но все эти тенденции не смогли окончательно ликвидировать у чеченцев исконно горскую (центрально-кавказскую) модель тендерной культуры.
Обобщим основные черты.
1. В вайнахской традиции человеческая жизнь осмысляется как усилия по рождению и воспитанию потомства. Этому пониманию подчинена вся этика человеческих отношений. Этика жизни в данной культуре выступает в качестве основы других сторон этики.