Моя поездка в ГРОЗНЫЙ!

[zaral]

(неоконченное продолжение)
С О чем вы думали тогда? О чем думаете сейчас? Неужели находили хоть какое-то оправдание неоправданной жестокости и необдуманным решениям,

на днях смотрела документальный фильм о хиросиме и нагасаки. я не верила своим ушам когда пожилая американка рассказывала, что на тот момент бомба была для них просто гениальным решением.
сотни тысяч убитых японцев, но зато солдаты смогли вернуться домой.

инна спасибо за рассказ. как ты думаешь мужчины, затевающие войны, способны так чувствовать?

[Gala]

Инна-я
Спасибо тебе большое.

[Магомед]

Инна-я
Хоменгуэй отдыхает!

Ингуш, волею судьбы-злодейки попавший под раздачу, начинает постепенно въезжать в ход дела, и хотя я ни черта не понимаю о чем они «мило» беседуют по моему мобильнику, я все же понимаю, что в случившимся бедолага винит исключительно свою бедовую голову, необдуманно согласившуюся пойти на поводу не предвещавшего беды чеченско-русского тандема

Столько лет прошло, город так изменился, а в чечено-русском тандеме по прежнему виноват ингуш!

[celine]

Магомед

[Магомед]

celine
Ты чего это тут делаешь и "дома" не появляешься?!

[Магомед]

Инна-я
Хоменгуэй отдыхает!

Тут, в приватной беседе, мне было высказано мнение, что я каким-то образом раскритиковал рассказы Инны о ее поездке в Грозный - не знаю! Если сравнение этих впечатлений от поездки с творчеством Хоменгуэйя, признаного знатока внутреннего мира человека, его чаяний и душевных страданий является оскорблением - извините! Наверное, меня неправильно поняли - юмора в этом практически не было! Ой! Я смущаюсь?! Это что-то новенькое!

[СветланаП]

Инночка,спасибо тебе большое!
За все!
И сколько РОДНЫХ МЕСТ увидела!!!!

[улыбчиво]

да, никогда не будет так как раньше.
Будет по-другому, по-новому. Будет совсем иная история.
Понимаете, это не плохо, не хорошо.. просто .. просто это так есть. И, как ни банально, на пепелище со временем вырастет лес..

[Kalinovec]

улыбчиво

Точно. Но в нас это есть и мы Это ценим.

[Алексей.М]

да, никогда не будет так как раньше.

Но в нашей памяти,ОН всё такой-же!!!
Родной и красивый!

[Инна-я]

как ты думаешь мужчины, затевающие войны, способны так чувствовать?

Привет, zaral! Мужчины, затевающие войны - думаю нет. Для них войны - лекарство против морщин. Мужчины вообще - конечно.

в чечено-русском тандеме по прежнему виноват ингуш!

Что поделать? Так карта легла...

[Инна-я]

(продолжение)
Старые промысла проносятся за окном старенькой ГАЗели шальной пулей - фотографировать не успеваю, да и не до этого мне сейчас. Я даже не вспоминаю о фотике, болтающемся у меня в кармане мертвым грузом - картины за окном поглощают все мое внимание. Мадину слушаю в пол-уха, стараясь изо всех сил поддерживать разговор и не выглядеть полной дурой, утопая в своих внутренних переживаниях. Встретившись с ней впервые на автовокзале, восприняла ее на подсознательном уровне как близкого и родного человека, который просто очень долго отсутствовал в моей жизни. Так иногда бывает – поворот крохотного винтика в сложном механизме личных взаимоотношений с внешним миром вдруг соединяет удивительным образом чьи-то мысли и взгляды, выхватывая их из бесчисленного людского множества и внутренний непредвзятый судья в одночасье выдает свой вердикт, принимая или отторгая конкретного человека. Резюмируя осторожный запрос к своим все наблюдающим и все оценивающим чувствам, радуюсь: Мадина – родственная душа. С ней легко и просто - легко говорить, думать, и даже молчать, погружаясь в себя и давая работающим на износ мозгам минуты отдыха.
Понятие «свой-чужой» - весьма относительное и субъективное, я не раз ловила себя на этой мысли, а потому давно перестала делить людей на эти категории, не наделяя их заведомо причесанными качествами и не ожидая потом соответствующую собственным принципам ответную реакцию. Все мы разные, и наши принципы – тоже. Я никогда не делала ставку на влияние личных ценностей на других людей – это было бы дерзкой самоуверенностью с моей стороны, рассчитывать на это – значит воспринимать мир однобоко и предвзято, а это – не есть позитив. Глупо переносить свои неотыгранные комплексы на других людей, приписывая им мнимые (иногда бесспорно хорошие) качества, и навешивать затем ярлыки негодяев, не находя таковых в них. И дело тут не в доверии, и не в собственных надеждах на заочную порядочность или симпатию к нам окружающих людей. Все дело в личной ответственности за собственный выбор и решение – принимаем мы конкретного человека или нет, вне зависимости от того – сознательно мы на это идем (влекомые чувством интуиции) или под давлением нравственных канонов.
Какая разница – кто на чьих ошибках учится? Какой-то умник ляпнул, что умные – на чужих, а дураки – на своих. Ну, что ж – флаг ему в руки, если он чужим опытом, выстраданным годами невзгод и лишений и сдобренным изрядной порцией тумаков и шишек, пользуется как трафаретом, подгоняя под него далеко не однозначную действительность. Не понимаю как можно чьим-то опытом, не закрепленным болью собственного сердца, пользоваться как лакмусовой бумажкой, отваживаясь ставить диагноз – кто есть кто. Чужой опыт… Чужой опыт подведет тебя в самый ответственный момент и в этом некого будет винить, кроме собственной глупости и неоправданной самонадеянности. Только собственные кровавые раны и умение извлекать уроки из любого опыта – и положительного, и отрицательного – способны ориентировать на позитив, авансируя кредит доверия по отношению к другим людям. Чужие ставки – чужая жизнь взамен собственной.
Думая об этом, пожираю жадным взглядом мелькающие за окном виды, не успевая порой выхватить на лету явные и не очень заметные различия настоящего и прошлого, сопоставляя в голове «до» и «после». Почти ничего не спрашиваю у Мадины – слишком все знакомо и узнаваемо. Знакомые повороты улиц и перекрестков встречают меня на привычных местах, дома, принаряженные в новьё или жалко жмущиеся в старых шушунах – приветствуют, прихорашиваясь в меру достатка живущих в них людей, даже старые полуразвалившиеся дома-калеки, стоящие попрошайками вдоль дороги и ждущие своей участи, радуют меня тем, что родом из прошлого. Может быть, их скоро не станет - что-то снесут, что-то переделают - тогда мне будет труднее чувствовать себя как дома. А сейчас я рада этим развалинам, скорбящим о своей незавидной доле, но еще имеющим в своих стенах едва уловимое дыхание жизни, бьющееся нитевидным пульсом… Они – моя горькая, но бесценная память о прошлом.
Проезжаем Березку, магазин за остановкой, где я когда-то тратила свои первые зарплаты на подарки маме… отремонтированные дома, выстроившееся вдоль дороги и машущие мне сохнущим на балконах бельем… Многих явно не хватает. Пустыри на их месте безжалостно режут пространство зловещей пустотой, поселяя в сердце печаль. Стараюсь не зацикливаться на отрицательных эмоциях, постоянно перебивая их внутренним диалогом о крепости духа и достойном несении тяжести личных переживаний. Сдерживаю себя. Почти всегда. Хотя это дается мне с трудом – каждая клеточка кричит, скорбя и моля об утешении… Но утешение не приходит в мое измученное сердце – не время.
Кинотеатр «Радуга»… Смотрю и глазам своим не верю! Приземистая, ссутулившаяся каменная коробка, одетая в синий пластик, одиноко жмется на куцей бетонной плите жалким подобием памятника стоящему здесь когда-то красавцу-кинотеатру. Это – все, что от него осталось? Ничем не примечательное одноэтажное здание – наша «Радуга»??? Печальное зрелище, ничего не скажешь… А ведь когда то-то она была для меня третьей по величине планетой в созвездии разбросанных по городу киношных Олимпов, после «Юбилейного» и «Космоса». Новинки и нашумевшие блокбастеры открывались мною именно в его зале, здесь я впервые смотрела оплеванную «Маленькую Веру», незабвенную «Зиту и Гиту», страшное «Иди и смотри», захватывающих «Пиратов…», душераздирающую «Есению»… Сюда мы с девчонками лётали с завидным постоянством, срываясь на свой страх и риск с уроков. Теперь здесь – энергетический ноль, вакуум, который, несмотря на видимое замещение, воспринимается на подсознательном уровне как пустыня. Глотаю саднящий горло комок, провожая безрадостным взглядом канувший в небытие памятник сопливому детству. Давай, бра, жми, оставим позади выжженные пустыни… Подлеченные дома, не смотря на чуждость и странность восприятия, не так ранят сердце своим видом, как проплешины на месте исчезнувших зданий или построенные на их месте каменные недоразумения – то ли для того, чтобы место не пустовало, то ли для того – чтобы помнили – здесь был оазис…
Несемся дальше. В отличие от центра, окраины людьми не изобилуют - улицы полупустынны. Может, потому, что – разгар рабочей недели, может, потому, что – на улице вечер и трудовой люд давно разбрелся по домам, а может потому, что окраины обживаются тяжело и медленно... Почта, Ташкала, переезд… На горе 55-я школа, вылупившаяся на меня пустыми глазницами окон - здание заброшенно, дома напротив – тоже, хотя… на балконах полощется белыми флагами белье… Значит, теплится там жизнь, мерцает слабым огоньком! Нелегко, наверное, этим людям жить в разрухе, по соседству с развалинами, напоминающими о прошлом ужасе, да видно для них это – давно привычная картина, человека ко всему привыкает.
Успеваю бросить стремительный взгляд на проносящийся в окне Ташкалинский переезд - от рельс не осталось и следа. Старые железнодорожные остановки и не вспомнишь, где были. Даже шпалы сохранились полусгнившими обрубками весьма редкими местами - зарастают дерзкой зеленью, покрывающей сплошным ковром каждый клочок земли и берущей в безжалостный плен ветшающие каменные джунгли.
Катаяма, пост ГАИ, 37-я школа стоит за редкой лесополосой без окон, без дверей всем смертям назло. Ни одного целого окна, а стенам – хоть бы хны: стоят себе, потертые временем и опаленные войной, ждут своей (может быть) более достойной участи. Нефтяник, Иванова… Не досчитываюсь нескольких домов, а в остальном – полное соответствие настоящего прошлому. Пазл к пазлу складывается мозаика прошлого, восстанавливая знакомую глазам и сердцу картину довоенной жизни. Память ведет меня знакомым маршрутом по местам «боевой» славы, уверенно и безошибочно выводя на тропы давних событий, и я впервые ловлю себя на дерзкой мысли, бьющейся испуганной птицей в руках – «мой дом… » Скептически усмехаюсь, но мысль не гоню. Пусть порезвится себе на просторах моей души – ей вольно, мне – приятно. Окружающим о ней знать не обязательно, а мне – бальзам на мятущуюся душу, временное, но облегчение. Как часто я ходила этими дорогами в своих снах, бередящих сердце и выбивающих из привычной колеи щемящей жалостью к потерянному раю, упрямо возвращалась к ним в горячем желании снова и снова испытать сладкий привкус безмерного счастья, совершенно ничем не омраченного! Говоря откровенно, я и не надеялась на то, что когда-нибудь осмелюсь окунуться в свои сны в реальности и прикоснуться к святыням прошлого, пройдя маршрутами двадцатилетней давности – слишком бредовой казалась эта идея «фикс» и непреодолимым – страх. Но… Это случилось, и я с упоением смаковала каждое мгновение, проживаемое в родных местах, пытаясь сохранить в своей памяти его карамельный привкус. Растворяясь в своих ощущениях кусочком рафинада, я впитывала в себя волнующий запах прошлых лет, плывущий в прогретом солнцем весеннем воздухе гордым парусником, и молилась только об одном – дай мне Бог никогда не забыть этот ванильный запах счастья, позволь хоть изредка чувствовать его мысленным обонянием, наслаждаясь мятной нежностью призрачных иллюзий…
Дорога к дому завершилась долгожданным финишем. Усталая, запыленная, истерзанная противоречивыми мыслями и глубоко спрятанными в сердце переживаниями по поводу желаемого и действительного, принявшего меня в свои сдержанные объятия, выползаю из маршрутки на станции «13 лет спустя» и облегченно перевожу дух – наконец на месте. Снимаю руку с пульса происходящего во мне внутреннего диалога настоящего и прошлого. Мысли, устав биться упрямой мухой в стекло, покинули мою отяжелевшую голову внезапно и начисто и я, развалившись в мысленном кресле радостных эмоций, спешу с упоением насладиться их теплой негой. День, растянувшийся во времени до бесконечности, перегрузил меня впечатлениями от увиденного и услышанного. Насытившись духовной пищей до отвала, я мечтала лишь об одном – еде и каком-нибудь завалящем коврика, на который бы могла рухнуть в счастливом вздохе облечения.
Семь вечера. Идем с Мадиной в знакомом с детства направлении, выруливая кораблями дальнего плавания к родной пристани, сигналящей нам зажженным в окнах светом и посылая этими маячками домашнего уюта сигналы приветствия. Сгущающиеся сумерки трепыхаются над нами черным шатром, накрывая дома и людей надвигающейся темнотой и затихающие окрестности погружаются в пугливую полудрему, настороженно прислушиваясь к затихающим звукам. Мимоходом бросаю скользящий взгляд на темный контур горы, лежащей мохнатым медведем у своей берлоги, на зубчатые края ее вершины, заслоняющей темный горизонт распускающейся листвой одичавших деревьев в тайной надежде увидеть там мираж прошлой жизни. Там, на самом верху, и был когда-то мой дом. Окидывая блуждающим взглядом свое невероятно приблизившееся прошлое, мысленно шлю ему пламенный привет, надеясь встретиться с ним лицом к лицу в самом ближайшем времени. «Привет, старик», - шепчу ему. «Не ждал? А я – приперлась…»
Мадина Сусаниным шагает впереди, рассекая вечерние сумерки размашистыми движениями, я едва поспеваю за ней, плывя бесчувственным поленом по течению жизни и скользя рассеянным взглядом по ожившим картинам прошлого. Дальше как в полусне –эмоции, разговоры далеко за полночь, воспоминания… Чувствую себя осенним листком, оторванным холодным ветром от родных веток и несомого в тревожную неизвестность. Не справляюсь с бушующими во мне эмоциями, нещадно пронзающих меня острыми иглами переживаний… Перегруженный мозг отключает меня суровой действительности. Ухожу… В единственно надежное пристанище для моей мятущейся души - обитель сна, где, скинув смирительную рубашку моральных устоев и паранджу собственных комплексов и ложных страхов, шатаюсь в сладком упоении, растворяясь в своих первобытных влечениях. Взмах крыла в бесконечность, прыжок в бездну неизведанного без страховки инстинктов и логики – и я проваливаюсь в сон, в котором мне снится только одно – как я проваливаюсь в сон. Теряюсь в параллельных мирах, блуждая там далекой звездой, умершей миллион лет назад, но до сих пор несущей миру свой мерцающий свет…
Раннее утро разлилось убежавшим молоком по темной комнате, освещая рассеянным светом тесноту ее пространства. Молитвенный призыв, взрывая звенящую тишину, и комкая киноленту видений, поймавших меня в свои сладкие объятия, обрывает хрупкое равновесие покоя и умиротворения во мне и, выплюнутая из ласковых волн блаженства в холодную реальность, я просыпаюсь в испуганном вздрагивании мышц и начинаю медленно выползать из смысловой рефлексо-амнезии. В районе турбины мечеть и льющийся оттуда гортанный перелив молитвенного пения оглушает мой народившийся в одну минуту мозг мощностью децибелов, задавая моим мыслительным процессам стремительное ускорение.
Новый день на родине начат с молитвы… Вижу в этом знак, ведь молитва для меня – плот, на котором я спасаюсь в бурных водах мирской жизни, связующая нить между мной и небом, единственное, что не дает утонуть в унынии и разочаровании. Вспоминаю давнюю притчу. Один пророк, имевший дар видения духовного мира, молясь однажды на высокой горе, обратил взор на мир людей, плещущийся бурными водами у подножия Божьего царства. Этот мир бушевал грозными волнами, сталкиваясь между собой и погребая под собой человеческие души в неисчисляемом количестве, и каждый из множества людских судеб взывал к Творцу в молитвенном призыве о милости, пытаясь преподнести свои слова лучше и достойнее. Эти призывы, вырываясь из бренных тел свободными птицами взмывали в небеса, расправляя свои мощные крылья и устремляясь к Богу. Сталкиваясь в стремительных порывах, птицы сбивали друг друга, и, ломая крылья, падали вниз пылающими факелами, не имея возможности достичь Того, к Кому стремились всем своим горячим существом. Гордые и смелые, они не ведали страха перед бушующим вокруг них океаном безбожия и сомнения в истинности своего пути. Потому и кромсали друг друга острыми крыльями как ножами, раня и низвергая подобных себе. Каждая из них несла на своих крыльях крик сердца, выплеснутый в горьком изнеможении и единственной надежде на безмерную милость Всевышнего. Каждая имела право быть принятой и достойной всепрощения и любви Божьей. Но ни одна из них не хотела уступить другой пальму первенства в безумной гонке к Божьему трону, каждая хотела быть самой преданной, самой искренней, самой нужной… Пророк, смотрящий в печали на эту картину, воззвал к Богу в горевании о людской черствости и эгоизме, воскликнув: «Слепцы, за внешним не видящие внутреннего! Если бы вы знали, какое множество вам подобных не могут достичь Всевышнего, сгорая в горниле праведного ратования о Нем…» Праведного ратования... Которое другие жизни обрывает безжалостно и дерзко. Но думаем ли мы о тех жизнях? Своя рубашка ближе к телу… Другие пусть горько сожалеют о том, что рождены другими народами и что несопричастны (кого интересует – по чьей воле?) поборникам истины. Пусть молча принимают их карающий меч, склонив свои неверные головы в покорном ожидании, их доля – быть жертвенными баранами, закалаемым в прославление Божьего величия. Они – сор под ногами, достойный презренного попирания, не имеющие ни малейшего шанса быть принятыми в Божественные объятия. Они – сосуд, куда можно слить свой праведный гнев о поруганной вере и чести, горнило, в котором можно закалить свое мужество и ревность о законах предков, они не стоят понимания и принятия, ведь за это медалей не дают. За их уничтожение и изгнание не осудит верование прошлых поколений - зуб за зуб, око за око… Ну, что ж… Если кому-то от этого легче, я согласна быть зубом и оком, сокрушите мои члены – не в них теплится мой дух, поэтому я не страшусь участи скошенной травы. Что тело? Тело – жалкая травинка на полях райского сада, куда мы все стремимся вольно или нет, оно из праха взято, в прах и уйдет. Принесенное в жертву каким угодно целям и желаниям, оно не достойно того, чтобы жалеть о его безвременном истлении. Этой твердой уверенностью верующие люди похожи друг на друга. Жаль, что лишь в этом.
Зачем я думаю об этом? Не могу не думать. Понимаю, не моего ума дело – вникать в устои веры других народов, в их убеждения и чаяния, и говорить об этом, быть может, пустая затея и неблагодарное дело. Но «честное» замалчивание причин моего пожизненного скитания по чужим землям - не есть мудрое решение. Конечно, я могу об этом молчать и мои дети не узнают – где исток национального разобщения, которое с годами, увы, не ослабевает, им это неинтересно. Они воспринимают людей уже на другом уровне, без скидок на родовые предания и предписываемые ими табу. Я их так воспитываю. Может быть, это не совсем верно – корни должны тянуть к родным по крови, ведь в единстве сила, не так ли? Но я этого не делаю, потому что сама не уверена – где мои корни. Они проросли в обе культуры, я впитала в себя ценности одной и другой и, обрубив одни, я не буду полноценно счастлива, пусть хоть солнце взойдет на западе – сердце не обманет, возвращая меня к местам рождения.
Знаю, истинное счастье, обитает не в толстых кошельках, а в наших умах. Старо как мир! Пройдя науку лишений, я научилась относиться к ним философски. Самолюбие, страдавшее поначалу особенно сильно, давно и аргументировано разбито в пух и прах моими жизненными принципами. Несбывшиеся надежды, погребенные под толстым слоем людской прагматичности, совершенно уже не актуальны для меня. Я научилась находить хорошее в плохом, а плохое просто отсекать, за невозможностью избежания встречи с ним. Научилась возрождаться и давать себе шанс в ситуациях заведомо проигрышных и авантюрных. Научилась закрывать глаза на чужие слабости, и бороться со своими.
Прошлый опыт научил меня видеть чуть дальше завтрашнего дня и идти вперед, не зацикливаясь на том, что изменить невозможно. Мне не за что себя упрекнуть, по отношению к другим людям я была откровенной и прямой. Не навешивала ярлыки и не осуждала за глаза. Отдавала, не ожидая награды и не деля мир на черное и белое. Я научилась проще относиться к настоящему, и спокойнее – к будущему, потому что слишком много вопросов осталось без ответов и слишком велика зависимость судьбы от слепого случая…
Зло и обида за прошлые лишения перемалывают и калечат человеческие души, и я ничего не могу с этим поделать – не могу это изменить ни в себе, ни в других, потому что истина не бывает искусственной. Она такая, какая есть – прямая и однозначная. Она не внемлет нашим сожалениям и раскаяниям, не делает скидок на малость лет и необдуманную поспешность, с которой мы принимаем ответственные решения, перечеркивая тем самым горький опыт прошлого с тайным злорадством, она безжалостно покидает нас на перекрестках судьбы, оставляя наедине со своей неутихающей болью и предоставляя право самим решать – идти дальше или вернуться во тьму своего невежества и злобы ко всему, от нас отлично…
Когда жизнь хлестала меня по щекам, я понимала – Бог воспитывал меня этим, потому что легкая жизнь, не сдобренная горечью безутешных потерь и лишений, делает из нас рабов страстей и привычек, не способных к великодушным жестам. Душа превращается в маленький, скомканный комочек непонятных условностей и штампов, марионетку, подчиненную букве написанных глупцами законов и указаний… И хорошо, что мой путь – сплошь шипы да камни! Хорошо, что Бог дал мне возможность узнать цену куску хлеба, показал мне жизнь с неприглядной изнанки, водя по задворкам людских судеб и опуская на дно человеческих страстей – ведь все познается в сравнении. Не имея долгое время средств к существованию, научишься ценить то немногое, что имеешь, сталкиваясь со смертью – дорожить чужой жизнью как своей, а, побывав в шкуре изгнанника – прощать…

[Магомед]

Этой твердой уверенностью верующие люди похожи друг на друга. Жаль, что лишь в этом.

Привет, старик», - шепчу ему. «Не ждал? А я – приперлась…»

Хорошо, что Бог дал мне возможность узнать цену куску хлеба, показал мне жизнь с неприглядной изнанки, водя по задворкам людских судеб и опуская на дно человеческих страстей – ведь все познается в сравнении.

Суди о человеке не по тому, что о нем говорят люди, а по тому - что он говорит о людях.

Инна-я
Ты прекрасной души человек!

[Инна-я]

Магомед, спасибо. И за то, что дочитал мой опус до конца - тоже. Хотя... Это еще не конец.

[Kalinovec]

Инна-я

ты молодец!

[celine]

Инна-я

[betarsolt]

Инна-я, фраза о своих и чужих ошибках принадлежит (если я не ошибаюсь) Отто Бисмарку, к-рый был далеко не дураком. Но дело не в этом. Перый раз в своей зрелой жизни, прочитав материал, не могу дать ему оценку как литературному произведению, а только сижу потрясенный, будто снова оказался ТАМ... Хотя, пожалуй, всегда ТАМ и оставался, т.к. никуда не уезжал по ряду причин, и только пытался гнать от себя все описанные Вами мысли, чувства, переживания, чтобы не сойти с ума, стараясь погрузиться в текущие проблемы и заботы. Сразу вспомнился Чеховский сквер, в районе к-рого прошла вся молодость (студенческие годы в ГНИ, потом работа неподалеку), увиденный после двух месяцев разлуки и последовавшее за этим потеменение в глазах, и огромное усилие с которым удержал себя в ту минуту, сам не знаю от чего... А ведь многие вокруг живут так, будто всего этого и не было, как ни в чем не бывало, и даже радуясь такому поворту событий лишь потому, что он обернулся в их меркантильную пользу...
У каждого человека есть в жизни место, посетив которое он как бы возвращается в свое детство, юность и т.д. Вот давеча показали поездку А.Абдулова в Фергану незадолго до смерти, и там все на месте - улицы, дома и главное, как Вы подчеркнули, - люди. Нас же, грозненцев, лишили этого навсегда! Но в отличие от Вас, я им этого и мн. др. (в частности такие, как Ваша, истерзанные души) никогда не прощу, хотя и сам пока к сожалению (а может к счастью) не знаю, кому именно. Вот такая я злобная сволочь, а точнее стал таковой в последние 13-14 лет...
Поражает Ваша искренность, дающаяся Вам так легко, и так тяжело - остальным... Только, наверное, Вы ошибаетесь, что перед смертью никто не думает об остающихся близких. Смею Вас заверить - очень думает...
Многое хочется еще сказать, но пока не могу, находясь под впечатлением Вашего... откровения (не знаю, к какому жанру его отнести), как, думаю, и многие присутствующие - даже наша уважаемая кобра (не будем показывать пальцами) собственным ядом поперхнулась. За что ж ты так о мужчинах, zaral?
В завершение хочу присоединиться к тем, кто поблагодарил Вас и ждет продолжения и отедльно поблагодарить человека, давшего мне ссылку на посты Инны-я, т.к. давно сюда не заглядывал...

Да, кстати, ребята, Христос воскресе - воистину акбар!...

[Kalinovec]

betarsolt

Марш вогъил!

[Алексей.М]

Хотя, пожалуй, всегда ТАМ

Мы ВСЕ Там!!!!

Марш вогъил!

Дик Ду!

[Kalinovec]

Алексей.М

Ок. дик ду!

[Алексей.М]

Kalinovec
Салам!!!

[Алексей.М]

Kalinovec
У нас опять метель!!!
-0.5! Надоел снег!

[Kalinovec]

Алексей.М

тады прямая дорога в Кисловодск!

[Алексей.М]

тады прямая дорога в Кисловодск!

Не сыпь мне соль на рану!!!
Сиджу слушаю Али Димаева:"нoxchiycho"

[Инна-я]

betarsolt, спасибо. Можно я отвечу Вам в своем продолжении?